Начинают театры с вешалок,

Начинаются царства с виселиц.4

Виселицы – вот что строит Царство Божье на земле. Офицер Империи отправлялся в далекое плавание под благословение министров о начинании свежей вехи жизни, открытии новых путей, что оживят болото Российской действительности. Он чаял найти его в общении народов, во всеобщем обмене транснациональной торговли – Валера видел в этом знак. Путь мира, что лишит людей вражды и классовой ненависти. Открытый мир, без конфессий, без прелюдий к догмам самобытности, без оков общественного гнета. Но в то же время, эти два корабля отправлялись под юрисдикцией одной, единовластной и твердой морали – насаждении русского мира в континенты, далекие от понимания сущности царства православного.

Естественно все благие начинания губит любовь. Человек, отвлеченный на построение собственного сокровенного счастья, не способен принести это счастье сообществу. Русский офицер влюбляется в юную мексиканку, проваливает торговую компанию.

– Мышка, что тут происходит? – вздохнул Валера, пытаясь хоть в чем-то понять поступки главного героя представления.

– Любовь…

– Это глупо.

Маша кивнула, но не отвела взгляда от сцены. Занавес закрылся на антракт, зааплодировали зрители.

– Скажи мне, почему он не остался в Калифорнии и не женился на Кончите?

– Валер, ты спал что ль последний час? Он же православный! Как он может жениться на туземке?

– Ну, трахать же как-то смог, – справедливо развел плечами Валера, у выхода второго этажа.

– Не может русский офицер трахать все что ни попадя без благословения Императора. – Вывела Маша очень неказистую, но отмеченную Валерой как правильную, мысль. – Чтобы сыграть свадьбу с иноверкой, нужно разрешение свыше.

– А сразу, отправляясь, чего не спросил заблаговременно такую индульгенцию?

– Не было, значит, такого намерения.

– Но появилось же…

– Дорога ложка к обеду, – заключила Маша и с сожалением посмотрела на девушку, принявшую кокетливую позу у парапета. Ее молодой ухажер пытался поймать красивый кадр на серебристый китайский фотоаппарат.

Подобные снимки не имели в глазах Маши никакой ценности, и несли в себе лишь невнятные попытки доказать кому-то в ближайшем будущем некую свою мнимую значимость от пребывания в месте, редком для посещения как самой запечатлённой особы, так и публики, коей намереваются сии фотографии демонстрировать. Валера отметил, что Маша вовсе не любила фотографироваться, когда ей за это не платят деньги. А уж если заключен соответствующий договор, то и раздеться перед фотообъективом не против. Но даже в такие алчные моменты она выделяла в создаваемых фотографиях присутствие нити искусства.

– Все равно не понимаю, – не унимался Валера, – почему офицер так усложняет себе жизнь? Остался бы с возлюбленной, кто бы в Петербурге о том узнал? Калифорния – это же другой конец света! Пока до них доберется святая инквизиция, чтобы высечь за неправомерный брак, успели бы скончаться в счастливой старости.

– Главный судья, он ближе кожи, от него не скроешься, – задумчиво пролепетала Маша и тут же поймала на себе удивленный взгляд Валеры, пояснила – совесть.

– Ой, тебе ли о ней говорить.

– Считаешь меня блудницей?

– Не начинай. Я говорил, как отношусь к твоей работе.

– Вижу тебе не имеется вновь о том поговорить.

В иной ситуации Валера бы свел очередной спор с подругой в шутку. Но осознание того, что весь поход в театр лишь повод выискать, с кем спит ее бывший хахаль – взбесил Валеру. И ведь для него самого Машей отводилась на сегодняшнем представлении лишь роль раздражителя Жоржа. Она доказала в очередной раз, что умеет играть с людьми. И в этой игре Валера простой пластмассовый манекен.