Соседи перестали обсуждать его, потому что не понимали, почему с ним можно так говорить – без крика, без обвинений.

Когда разговор подошёл к концу, Малек выпрямился, опустил руки на колени и спросил:

– Хочешь, чтобы я был твоим врачом?

Мальчик сжал пальцы. Подумал.

– А вы хотите?

Малек улыбнулся шире. Но только на секунду.

– Мне было бы интересно.

Мальчик кивнул. Это был единственный ответ, который Малек хотел услышать.

Врач вышел в коридор, где стояли родители мальчика. Они смотрели на него, настороженно, но с надеждой. Отец сжимал кулаки, как будто не знал, как себя вести. Мать выглядела бледной и уставшей, её глаза были пустыми, но в них было что-то ещё – что-то сломанное.

Она не верила, что её сын может стать другим.

– Я возьму его в свою программу.

Её губы дрогнули.

– Он… он ведь…

– Он ребёнок. – Малек чуть склонил голову набок. – Пусть у него будет шанс.

Они переглянулись. И мать сложила руки в замок, будто молилась, хотя давно не верила в Бога.

Когда Малек ушёл из полицейского участка, его догнал старый знакомый – один из офицеров.

– Доктор, зачем вам это?

Малек остановился, оглянулся через плечо.

– А почему бы и нет?

Офицер с сомнением качнул головой.

– Говорят, он… странный.

Малек усмехнулся.

– Знаете, когда-то и обо мне так говорили.

И ушёл, оставляя полицейского с этой мыслью наедине.

ГЛАВА 1. ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ

Асфальт плавился под ногами. Лето стояло сухое, тяжёлое, безветренное, как застывший в небе глухой колокол. Воздух густел от жары, лип на кожу, пропитывался выхлопами машин. Мальчик шёл за матерью, держа её за руку, но не потому, что хотел – потому что она держала его слишком крепко, не позволяя вырваться. Он не любил, когда его касались.

Время от времени он дёргал пальцами, пробуя ослабить хватку, но мать только сильнее сжимала его запястье, словно он мог в любой момент сбежать.

Сквозь раскалённый воздух доносился визг тормозов трамвая. Колёса стучали по рельсам, напоминая, что движение —жизнь. На остановке стояли люди: кто-то сдвинул очки на лоб, кто-то отмахивался от жары газетой, кто-то пил воду из пластиковой бутылки, словно это могло помочь.

Мальчик знал, что мама нервничала. Её плечи были напряжены, как натянутые струны. Она шла быстро, целеустремленно, но каждые несколько минут оглядывалась, будто боялась, что кто-то идёт следом.

Дома вдоль улицы стояли высокими тенями. Окна раскрыты настежь – сквозняк приносил запах пережаренного масла и сигаретного дыма. Кто-то в одной из квартир слушал радио, и хриплый голос диктора смешивался с криками торговцев, с гулом машин.

Они подошли к зданию с высоким, тёмным забором. Табличка у входа, слегка выгоревшая на солнце, гласила: "Клиника психиатрической помощи".

Мать задержалась перед входом. Она снова оглянулась. Будто рассчитывала, что в толпе может быть кто-то, кто её узнает. Будто сам факт её присутствия здесь – позор, который не должен выйти за пределы этой улицы.

Мальчик наблюдал за ней. Она не думала, что он понимает. Но он понимал. Слабая дрожь в её пальцах, когда она снова сжала его руку. Тонкая полоска пота на виске, которую она машинально стёрла кончиками пальцев. Напряжённый вдох перед тем, как переступить порог.

Она не хотела здесь быть. Но ещё больше она не хотела, чтобы её сын был здесь.

Внутри пахло чем-то медицинским – не совсем хлоркой, не совсем лекарствами, но чем-то стерильным, резким, слегка сладковатым. Пол был серым, стены белыми, двери обшарпанными.

В приёмной сидели несколько человек. Телевизор в углу жужжал, но никто на него не смотрел.

Мать подвела мальчика к стойке.

– Мы записаны.

– Фамилия?