В жаровню Тмутаракани48 мрачный Вадим отправился в не за любовными похождениями, не за охотой за телами доступных копательниц и местных отдыхающих дев, но за приключениями, рабочими, трудовыми мозолями, чёрным загаром на раскопках, отдохновением от беготни и сумасшествия огромного мегаполиса, за ночёвками в брезентовой палатке у моря, за новыми впечатлениями и неизведанными чувствами. За уникальными находками, в конце концов. По словам Жорика, артефакты валялись в Приазовье и у Чёрного моря на каждом шагу. Разменивать нынешнее рабочее озверение на примитивный флирт, москвич не собирался. Пока не собирался.

Скромная Конопушка, обиженно поморщила облупленный носик в милых россыпях веснушек, вовсе не обиделась на пренебрежительное отношение столичного «кренделя», хотя в миксер чувств нелюдимого и жёсткого москвича студентка – практикантка готова была бросить без оглядки всё своё естество и юное сердечко. Пока не срослось.

Девочка из пограничного с Владимирской областью городка дальнего Подмосковья, из благополучной, по меркам провинции, семьи учителя младших классов и военного-ракетчика, воспитанная в любви, заботе и ласке матери, она искала в мужья и спутники жизни похожего на её вымышленного отца, которого она никогда не знала, доброго, воспитанного, деликатного друга и старшего товарища. Характеристика отца, о котором Конопушка так самозабвенно порой рассказывала подругам, никак не соответствовала образу отчима, сурового, в меру выпивающего военпреда49, в чине подполковника, режимного предприятия космической отрасли. Скорее всего, худышка была мечтательницей и терпеливо ожидала своего шанса на счастье. Мрачный копатель, симпатичный и нелюдимый молчун вполне подходил к её идеалу мужчины, хотя старше был лет на семь или восемь. Реальный возраст, присмотренного кандидата для чувств и страсти, студенточка ещё не уточнила.

Девчоночка покорно притихла в раскопе, получила временное развлечение от своей редкой находки, бережно расчищала палочкой от земли целый и невредимый горшочек с тремя ручками-ушками, аккуратно сдувала пыль с античного пузырька, чуть ли не целуя терракот девственными пухлыми губками, словно это был драгоценный камень.

Раскалённый жарким солнцем воздух обратил в дрожащее марево дальние, невысокие холмы Причерноморья.

Накрыв пылевой завесой брезентовый тент, с разморенными археологами в тени, подъехали к раскопу белые «жигули – шестёрка», с чёрными «шашечками» на борту.

Вадим продолжал ожесточенно вгрызаться лопатой в пересохшую землю. В какой-то момент в ушах у него зазвенело. Звон перешёл в пронзительный свист. Ему показалось, что туманное пространство раскопа исказилось спустившейся с раскалённого неба оранжевой медузой с длиннющим жгутом извивающихся щупалец. Полупрозрачная субстанция нервно пульсировала, заполняла яму, разрытую археологами, огненным вязким киселём, разрасталось, как желеобразное тело инопланетного существа. Конопушка, ползающая на четвереньках по дну ямы, растворилась в пылающем мареве.

Вадим безвольно отвалился спиной к прохладной стенке раскопа, вытер потное, грязное лицо панамой, с трудом отдышался.

Из белых «жигулей», тем временем, выбралась загадочная незнакомка, статная красавица в тёмных, солнцезащитных очках-колёсах, в широкополой соломенной шляпке, в лёгком, сиреневом, летнем, брючном костюме. Она будто сошла с каннского променада набережной Круазетт50 Лазурного берега Франции и неожиданно выбрела к лежбищу грязных бомжей у Чёрного моря.

– Из-звините, археолог Гоша уже приехал на раскопки? – спросила она, мило, приветливо улыбнулась лежащим копателям.