А потом послышались шаги, громкие голоса, и дверь отворилась. Всех обитателей камеры вывели в коридор, построили в два ряда и куда-то повели, вернее погнали. Спускаясь по лестнице, Вера с удивлением обнаружила, что крики и шум от ударов дубинок не действуют на нее, как в первые минуты. Она удовлетворенно улыбнулась, отметив, что перестает вздрагивать, зажиматься, а значит, запугивания теряют свою первоначальную эффективность. Через какое-то время их подвели к широкой двойной двери, где уже находились другие заключенные. Вера с интересом разглядывала окружающих. Всем выдали старые тряпки и кусок мыла. Покрутив его в руках, Вера пришла к выводу, что их собрали для выполнения тюремных работ, скорее всего уборки, и снабдили необходимым материалом. Но, когда их ввели в просторную комнату, она признала, что ошиблась: здесь мылись заключенные, тряпка оказалась полотенцем, а мыло предназначалось вовсе не для стирки белья или мытья полов. Сама комната производила мерзкое впечатление: узкое, прямоугольное пространство, две стены – одна против другой, на протяжении которых тесно приделаны прямо в потолке лейки душа. Ни отделяющих перегородок, ни занавесок, ничего. По образовавшемуся в центре коридору сновали тюремщицы. В воздухе запах немытых тел смешался с мерзким химическим запахом, своеобразной смесью бензина и средства от тараканов. Когда очередная группа заключенных выстроилась и направилась к входной двери, их провели за угол, где стояли деревянные скамейки, на которых они оставляли одежду.

– Пять минут, – сказала по-английски тюремщица, обращаясь к Вере и выставив пять пальцев, повторила, – пять!

Все поспешно разделись, и только Вера, испытывая дискомфорт, растерянно вертела в руках кусок мыла. Тюремщица показала на часы. Вера медлила.

– Это, – она покрутила в руке мыло, – для мытья?

Надсмотрщица непонимающе уставилась на нее.

– Но, послушайте… Мне кажется оно несвежее, вы не могли бы его поменять?

– Что не так? – женщина в форме поморщилась.

– Странный запах, – с уверенностью произнесла Вера, – я думаю, оно протухло.

Надсмотрщица, уставившись на новенькую, выпучила глаза.

– Пять минут! – она повысила голос.

– Дайте мне нормальное мыло и засекайте пять минут! – прозвучало в ответ.

Вера не могла видеть, как за углом выстроилась новая группа заключенных, и высокая женщина с иссиня-черными волосами, с интересом вслушиваясь в разговор, еле сдерживала смех.

– Какая-то новенькая, – обратилась к ней по-английски стоявшая рядом заключенная.

«Откровенно провоцирует, или просто дура?» – подумала брюнетка.

До них снова донеслись голоса:

– Твое время истекает, – тюремщица вышла из себя.

– Вы не понимаете, – возразил мягкий, немного насмешливый голос, – если использовать протухшее мыло, может развиться кожная болезнь!

– Молчать, – взвизгнула та, – к выходу!

– Послушайте, – голос звучал на удивление спокойно, – вы после этого мыла что-то выдаете?

– Что??? – какой мерзкий визг, почти поросячий.

– Какой-то крем, масло, не знаю, что может помочь после такого…

Смех донесся из-за угла, и Вера, пораженная этим неожиданным проявлением жизни, осеклась. Как странно слышать здесь смех! Она ни на грамм не сомневалась, что появление в комнате слона произвело бы на нее эффект, куда менее оглушительный, чем эта, казалось, банальная человеческая эмоция. Тюремщица окончательно взорвалась и со всей силы ударила дубинкой о деревянную скамью. Резко обернувшись, Вера, не раздеваясь, направилась к свободной душевой. Надсмотрщица остановила ее, больно впившись ногтями в руку, и потянула к выходу.