Правда для следующего литературного замысла осталась «заготовка», то есть утвердилась в памяти милая семейка, состоящая из трех человек – папы, мамы и их сынка, того самого, что навел компанию на ящик с пистолетами и патронами в отцовском письменном столе.

Теперь об оружии, которым должно быть совершено убийство.

Откуда оно взялось? Рука Владимира Семеновича и сейчас, спустя столько лет, помнит, как содрогнулась в момент выстрела.

Пистолет внезапно ожил, дернулся и едва не вырвался из судорожно сжавших его пальцев. Но все-таки остался зажатым в руке, все еще тяжелый, но снова присмиревший.

Пальба шла по всему лесу. Даже удивительно, как это обошлось без жертв в ту далекую-далекую новогоднюю ночь, снежную и теплую. Разгоряченные беготней по лесу и стрельбой из боевого оружия, мальчишки поснимали шапки, распахнули зимние пальто, но все равно им было жарко.

А вообще-то тогда мода такая была у школьников – ходить зимой без шапок, даже в сильные морозы.

Владимир Семенович так же поддался этому поветрию. Няня страшно на него сердилась, когда он зимой выходил из дома без шапки. Она кричала, выкатывала глаза, сжимала кулачки, словно бы готова была его побить. У нее и убедительные аргументы имелись против хождения без шапки по морозу.

– Вылезут волосы, будешь лысый!

Она любила Владимира Семеновича, «сиротинушку», как она частенько выражалась, и старалась ни на миг не выпускать его из зоны своего внимания. Даже порывалась, как маленького, провожать в школу и встречать после уроков. Но, в пятом классе мальчик взбунтовался, затопал на няню ногами (его отец, кстати сказать, также поступал, когда сердился), и няня смирилась. Но всякий раз, а это случалось даже в старших классах, выводила Владимира Семеновича за дверь квартиры, тщательно проверив, все ли пуговицы на пальто застегнуты, хорошо ли повязан шарф и плотно ли сидит на голове шапка. Из окна кухни она провожала его взглядом, пока тот топал через двор к арке, ведущей в переулок.

Выйдя из двора на улицу, Владимир Семенович сразу же, сдирал с головы шапку и, весело размахивая ею, шагал в школу.

Так вот – об оружии.

Компания юных стрелков, включая Владимира Семеновича, состояла из пяти человек. И пистолетов было пять.

Все они были разных систем, разных размеров – большие, средние, маленькие. Владимиру Семеновичу приглянулся самый маленький пистолетик, которому он дал название «браунинг». Возможно, он именно так и назывался в действительности. Но ему удалось лишь какую-то минутку подержать браунинг в руках. Только-только он попытался извлечь из рукоятки обойму с патронами, как Сережа, его новый «старый» знакомый, к которому Владимир Семенович приехал встречать Новый год на дачу, ловко выхватил браунинг из его рук, и Владимиру Семеновичу пришлось довольствоваться большим и тяжелым наганом.

Как и в случае с «браунингом» он сам дал доставшемуся ему оружию название «наган», хотя в действительности тот мог как-то иначе называться. Там еще был один довольно интересный пистолет с барабаном, набитым патронами. Вращаясь, барабан пощелкивал, и похрустывал, и словно бы представлялся: «Я – револьвер!». Так его и назвал для себя Владимир Семенович. Хотя в действительности именно его правильнее было бы назвать наганом.

В течение жизни память Владимира Семеновича неоднократно возвращалась к той новогодней ночи, к тому таинственному ящику письменного стола, набитого оружием и патронами, и всякий раз он ловил себя на том, что до сих пор не удосужился уточнить название доставшегося тогда пистолета, да и всех остальных тоже.

Как-то в его руках случайно оказался иллюстрированный справочник с данными о множестве самых разнообразных систем огнестрельного оружия, где он к своему удивлению нашел-таки все пять своих давних «знакомцев», узнал их названия и боевые свойства и запомнил все это, казалось бы, навсегда. Но, как оказалось, все эти знания немедленно выветрились из памяти, лишь только он захлопнул книгу: в ученую голову влетела какая-то важная мысль, которую он немедленно принялся обдумывать. А про пистолеты забыл. Что же удивляться? Человек он мирный и интерес к оружию так его и не захватил, оставшись в далеком детстве.