Что бы как-то его занять и отвлечь от грустных размышлений, Владимир Семенович дал ему бумагу, карандаш и предложил на скорость нарисовать Марсика, который, по своему обыкновению, не спрашивая на разрешения, улегся на тахту и задремал.
Вадик скептически отнесся к предложению старшего товарища, но не стал спорить с хозяином и, заявив, что никогда не рисовал с натуры, приступил к работе.
И как-то очень быстро втянулся в творческий процесс.
Рисунок у начинающего художника получился довольно интересный, пусть даже у собаки хвост кисточкой торчал совсем не оттуда, откуда нужно, и голова у нее была как-то странно вывернута. Но все же, можно было понять, что изображен именно королевский пудель и что характер у этого пса не сахар.
Кстати сказать, Марсик вдруг насторожился, зарычал и, спрыгнув с тахты, бросился в прихожую. Владимир Семенович побежал за ним и, не дожидаясь, пока раздастся звонок, открыл дверь.
Перед дверью стоял Алик.
Как и всегда, школьный товарищ пребывал в состоянии восторженного ожидания какого-нибудь приятного сюрприза, который готова преподнести ему жизнь. Собственно говоря, для него любая неожиданность была приятна.
– Я их привел, – прошептал Алик. – Они внизу ждут.
– И Вадикин отец пришел? – также шепотом спросил Владимир Семенович.
– В том-то все и дело!
Мальчики ринулись вниз по лестнице. Марсик, разумеется, увязался за ними, хотя могло показаться, что это они за ним увязались. Владимир Семенович еле успел догнать его у входной двери и защелкнуть на ошейнике карабин поводка.
Взволнованные родителя Вадика стояли во дворе в сторонке, чуть ли не за ручки держась, как испуганные дети. Лампочка над подъездом была слабого накала, а они находились чуть поодаль, так что их не сразу можно было разглядеть.
Как же они отличались от строгих солидных людей, с которыми Владимир Семенович сталкивался в их квартире, пусть даже коммунальной. Настоящие «взрослые». Теперь же они уже не казались такими крупными, даже тучными, как у себя дома, а словно бы уменьшились в масштабе.
Куда делась их взрослость?
Марсик деловито их обнюхал и потянул поводок к подворотне, желая продолжить прогулку, но не тут-то было. Владимир Семенович строго цыкнул, чтобы привести его в чувство, и пес послушно уселся, аккуратно положив хвост с кисточкой на асфальт. Весь его вид показывал, что он проникся серьезностью момента. Да и мальчиков одновременно вдруг пронзила острая жалость к этим растерянными и беспомощными людям, в силу каких-то идиотских обстоятельств оказавшихся поздним промозглым вечером в чужом дворе, у подъезда чужого дома.
– Где он? – шепотом спросила Вера Моисеевна с такой тревогой, будто бы ожидая услышать что-то очень страшное.
Не сговариваясь, мальчики даже одновременно засмеялись, настолько истинное положение дел не соответствовало взгляду на него Вадикиных родителей. Но тут же, тоже не сговариваясь, прекратили этот неуместный смех.
– Он у нас, – ответил Владимир Семенович с нарочитым спокойствием. – Мы с ним рисуем с натуры.
Отец Вадика что-то пробормотал неразборчивое, вроде: «Он, видите ли, рисует», но встревоженная за судьбу сына мама одним лишь грозным взглядом осадила его. Ну, а дальше – под конвоем родителей Вадик был препровожден домой, там, надо думать, с ним провели беседу, а может быть, все обошлось без лишней педагогики.
Если, конечно, педагогика бывает лишней.
В жизни так бывает, что с тобой происходят несколько очень важных событий одновременно. Одно важное событие словно бы притягивает другое. Причем ты сам не понимаешь, какое событие важное, а какое не очень. И лишь спустя время значение этих событий в твоей жизни открывается в полной мере. Приход к Владимиру Семеновичу в тот давний, давний вечер младшего школьного товарища Вадика совпала с еще одним важным событием. Имеется в виду ужин, который устраивал его отец и на который с таким нетерпением ждал гостей.