Разве Олег пил?

В голове проносятся прошедшие годы. Даже в университете, Шершнев оставался оплотом благоразумия. Он мог выпить, но обычно совсем немного. Я видела его пьяным всего пару раз в жизни.

На цыпочках, отступаю подальше к кухне. Дискомфорт перемещается вниз живота. Привычно кладу ладонь и успокаивающе поглаживаю.

«Папа перенервничал, малыш. Я тоже была в шоке, когда узнала, что ты у меня есть».

Улыбаюсь. Немой разговор с ребенком помогает прийти в себя. Да и некогда мне переживать из-за Шершнева.

Малыш останется голодным — это гораздо важнее.

Нащупав выключатель, окидываю взглядом будущий фронт работы. Кухня небольшая, но трехэтажная. При всем желании, до верхнего яруса так просто не дотянуться. Отложив изучение этих полок на последок, засучиваю рукава колючего свитера и двигаюсь к холодильнику.

Провозившись где-то с полчаса, обреченно падаю на табурет и оглядываю итоги стараний. Крупы, макароны и десяток яиц сомнительной свежести. Причмокнув, упираюсь взглядом в проклятую спинку дивана.

За это, Шершнев, ты мне ответишь.

— Да, с таким питанием мы долго с тобой не протянем, — тяну, барабаня по столу.

Гипнотизирую светлую макушку, выглядывающую сбоку спинки.

Будто он проснется от одного грозного взгляда. Спит, как сытый здоровый младенец, пока его ребенок умирает от голода.

Прикидываю остаток средств на карте. Паша платит хорошо, но последнюю отложенную крупную сумму я отдала маме.

Махнув рукой, открываю приложение с выбором ресторанов.

Сегодня мы можем себе это позволить, но если завтра я не успею поймать Шершнева…

От размышлений становится хуже. Встряхиваю волосами и всматриваюсь в экран смартфона.

— Закажем что-нибудь вкусненькое, — наигранно бодро поясняю недовольно бурчащему животику, — А папе твоему завтра голову откручу.

7. Глава 7

Всю ночь я кручусь в новой кровати, словно бешеный червяк. Белье кажется колючим, будто сатин пропитался ненавистью Шершнева.

Сказывается нервное напряжение. Ненавижу пропускать работу без объяснения причин. Только деваться некуда, оттого и злюсь. Это не похоже на меня, чересчур безответственно. Пишу Паше, но тот уже спит. Периодически хватаюсь за телефон, проверяю уведомления.

Ответ приходит в пять утра.

«Все нормально. Завтра выйдешь?»

Если бы я знала.

Грохот на кухне гонит из кровати.

Злорадно щурясь, кутаюсь в свитер и натягиваю шерстяные носки. В доме тепло, но другой одежды у меня нет.

По лестнице я лечу вниз на горючем из праведного гнева и наступающего голода. На меня накатывает моральное удовлетворение, когда вижу в полумраке шатающуюся фигуру Шершнева. Скольжу по нему взглядом, подпитывая ехидного зверька, который злорадно урчит в груди.

Так тебе и надо.

На цепочках спускаюсь ниже, задерживаюсь в тени. Еще не хватало, чтобы он заметил меня раньше времени. Мне бы насладиться моей местью сполна.

Голый по пояс Шершнев склоняется над раковиной так низко, что золотая цепочка шее бряцает о каменную поверхность. Включает кран на полную мощность и сует голову под струю воды. Потом выпрямляется, чтобы с измученным выражением лица потереть виски.

— Полотенчико принести? — приторным голосом мурлычу, как только покидаю свое убежище. — Нет, постой. Я же не знаю, где его взять.

Щелкаю выключателем. От вспышки света Шершнев щурится и что-то гневно шипит сквозь зубы.

Вода больше не шумит.

Сажусь на табурет так, чтобы видеть его профиль, перекошенный от злости. Закидываю ногу на ногу, расправляю складки прозрачной пленки на столе.

— Доброе утро, Лена, — отлипает от раковины и с громким вдохом разворачивается ко мне.

— Доброе утро, Олег, — дублирую его приветствие с кукольной улыбкой. — Ты, наверное, голоден? Всю кухню перевернул в поисках еды.