— Я пригласил тебя на свидание. Ты сказала, что наша случайная встреча и бурное приветствие в туалете клуба — ошибка. Я разозлился и решил тебя слегка проучить.

Осоловело моргаю. Каждый звук — контрастный душ. Разве может укладываться такое противоречие в одном человеке?

— Ты понимаешь, как это жестоко? — от ужаса мои глаза грозятся вылезти из орбит. — Я думала, что он умрет. Ты заставил меня выбрать между своей жизнью и его, Олег.

Выражение Шершнева становится нечитаемым. Он прячется за своей излюбленной маской редкостного козла. Победоносно вздергиваю подбородок.

— Я не верю тебе.

— Ты сделала правильный выбор, — Шершнев отклоняется назад, сжимая колени пальцами. — Мы же уже сошлись на том, что я чудовище, милая.

— Окей, ладно, — хватаюсь руками за лоб и нервно провожу по волосам. — Пусть так. Зачем я тебе, Шершнев?

— Не прикидывайся дурой, Лен, — скрипит белоснежной эмалью Шершнев и дергается, как от пощечины, а лоб прорезают глубокие морщины. — Я порядком устал от цирка. Ты знаешь ответы на все вопросы.

— Нет, так не пойдет, — болезненный смешок спазмом сжимает горло. — Отвечай. Мы не выйдем из этого порочного круга, если ты не станешь говорить честно.

Шершнев причмокивает и барабанит пальцами по коленным чашечкам. Его взгляд рассеянно блуждает по валяющимся повсюду остаткам посуды, и лишь ненадолго задерживается на месте, где висела странная картина.

А я, уставившись на вздутые сосуды на его предплечьях судорожно втягиваю воздух.

Странное место для татуировки с подобным смыслом.

Синяки под глазами, вечно уставший вид. А я всегда удивлялась, почему Олег стал выглядеть так, будто между нами разница лет в десять, не меньше.

Мозг сам дорисовывает красные проколы и фиолетовые гематомы там, где сейчас чернеют линии рун. Понятно, что не осталось и следа, да и наркотики потребляют по разному, но сердце все равно жалостливо сжимается. Так и хочется потянуться к нему и смять в объятиях.

С удивлением понимаю, что совершенно не злюсь на его выходку.

— Я отвечу, — равнодушно швыряет в лицо, а в глазах разгорается знакомое пламя. — Но сейчас моя очередь.

— Ради бога, — всплескиваю руками и демонстративно зажимаю рот.

Шершнев пододвигается ближе. Касается плеч кончиками пальцев, проводит по шее. Щекотно и одновременно волнительно. Мурашки ползут по мне резвыми муравьями, следуя за каждым его движением.

— Была бы ты сегодня со мной, если бы не ребенок и полная задница, которая вынудила тебя искать помощь?

Обреченно вздыхаю и с тоской смотрю на гаснущие изумруды.

— Не знаю. Никто не может знать, Олег.

— Переформулирую, — щурится он, а его ноздри зловеще трепещут. — Ты ушла не потрудившись извиниться…

— Ты меня выгнал! — возмущенно вскрикиваю на невесть откуда родившееся обвинение в его голове.

— … уволилась тихо, не попрощавшись …

— Заявление я не заставляла тебя подписывать. Мог бы и порвать, — обиженно бухчу. — И я ждала тебя у дверей в офисе!

— … узнав, что беременна, не потрудилась сообщить …

— Ты не интересовался моей жизнью! — едва ли не подпрыгиваю на месте. — Я звонила тебе тысячу раз!

— Лена, — вымученно стонет Олег и закрывает глаза, а я давлюсь невысказанными словами. — Пожалуйста.

Дышать вновь становится сложно.

Мы как два отрицательных заряда. Чем усерднее стараемся сблизится, тем с большей силой нас отталкивает друг от друга.

Мы говорим на разных языках. Слепой с глухонемым. И, кажется, что совершенно нет выхода.

Но несмотря на это, я наконец чувствую, как мы продвигаемся вперед.

24. Глава 24

— Ты пытаешься во всем обвинить меня, — всасываю намагниченный воздух, что едва не вспыхивает от исходящего от нас напряжения. — Я защищаюсь.