Еще одно подтверждение, что все не так. Я выхожу замуж за отца моего ребенка, который меня ненавидит. Который чуть не умер из-за меня.

И к которому я сама не понимаю, что чувствую.

Вытягиваю мизинец, а Шершнев, выругавшись шепотом, вешает кольцо на него.

— Раскатаем потом, — на мгновение стискивает мои пальцы, пока я истерично хихикаю и поджимаю мизинец. — Лен…

— Мы можем уже идти? — утираю слезы в уголках глаз, дабы уберечь подводку.

Регистраторша недовольно поджимает губы ниточки и поправляет пышно взбитые на макушке кудряшки.

— Объявляю вас мужем и женой, — язвит она, вызывая во мне волну раздражения. — Можете…

— Отлично! Отдайте уже это сюда, — дергаюсь вперед и выдираю из рук ошалевшей регистраторши свидетельство, упакованное в серебристую папочку. — Поехали домой, Шершнев, я устала.

18. Глава 18

— Если у вас нет времени контролировать своих сотрудников, Дмитрий, то отдел кадров точно найдет время на ваше увольнение.

Шершнев, прижав телефон плечом к уху, открывает мне дверь и подает руку. К счастью, снег закончился. Я щурюсь от вышедшего солнца, пока выбираюсь из машины.

Погода сегодня переменчивая. Больше напоминает весну, чем позднюю осень. Даже в воздухе, что не сбивает с ног промозглым ветром, чувствуется какой-то едва уловимый аромат цветения, а на душе вибрирует никому не слышная соловьиная трель.

Улыбнувшись, переминаюсь с ноги на ногу и чихаю.

Хоть что-то в такой день меня радует.

— Евгений Александрович согласен занять должность управляющего директора хоть завтра, — рычит Шершнев и хлопает дверью.

Пробежавшись по мне взглядом, он перехватывает телефон и прикрывает динамик ладонью.

— Букет возьми.

Закатив глаза, лезу обратно в машину. Орхидеи сиротливо валяются на заднем сидении. Встряхиваю цветы и с удивлением замечаю, что ни один лепесток не пострадал. Как забетонированные, но точно живые.

— Мне плевать, что вы не можете до него дозвониться. Наш разговор закончен, — цедит сквозь зубы Шершнев своему собеседнику.

Противный укол разочарования попадает точно под ребра.

Даже на день не смог оставить работу.

Я вот взяла за свой счет.

— Лен, ты идешь?

— Нет, ползу, — огрызаюсь и, развернувшись к своему отражению в окне автомобиля, поправляю застывшую прическу.

Моя любимая укладка. Эффект грязных волос созданный умелой рукой мастера на зачесанные назад распущенные пряди, я носила на каждое праздничное мероприятие. Поэтому успешно управилась с ней и сама.

Утренний дождь со снегом внесли свои коррективы.

— Ты прекрасно выглядишь, Лен. Пойдем.

— На работу торопишься? Ничего, не беспомощные, подождут еще.

Нарочито долго разглядываю себя в солнечных бликах. Придирчиво щурюсь в поисках изъянов. Поправляю ногтем след осыпавшейся туши, убираю помаду из уголков губ. А в остальном все просто идеально.

Шершнев прав. Я прекрасно сегодня выгляжу.

— Иди сюда, — дыхание Шершнева опаляет мне щеку.

Опора под моими ногами исчезает. В следующую секунду я вскрикиваю и хватаюсь за шею Шершнева, цепляя его голову цветами.

— Я сама ходить умею, — бурчу, болтая ногами в воздухе.

Отмечаю, что в машине вся грязь с ботинок стекла. Злорадно хмыкаю, представляя, как будет рад Шершнев такому подарочку.

— Умеешь, но очень медленно, — язвит Олег и удобнее перехватывает меня, отчего я взвизгиваю. — Лен, не вижу ничего. Не ерзай.

— Еще скажи, что я тяжелая, — обиженно шмыгаю носом. — Конечно, беременную обидеть каждый может. Что молчишь? Набрала вес и теперь за моим огромным животом тебе ничего не видно?

— Ты на третьем месяце, Лен.

— То есть я для тебя недостаточно беременная? — фырчу, вцепившись в плечи Шершнева, когда тот тормозит у двери. — Намекаешь, что я рано располнела?