— Ты не тяжелая, не толстая и не располнела, — снисходительно улыбается Шершнев и ставит меня на пол. — Прости за все, что сейчас произойдет.

— Не поняла, — хмурюсь, а Шершнев, стиснув зубы, рывком распахивает дверь в дом и тянет меня за руку внутрь.

Взрыв хлопушек и летящий перед лицом рис вперемешку с монетами и лепестками роз меня дезориентирует. Цепляюсь за Шершнева двумя руками, как за спасательный круг.

— Мама, я просил, — стонет Шершнев, пока я испуганно жмусь к его боку.

— Лежик, не бухти, — звонко чмокает в щеку Олега подтянутая загорелая брюнетка с модным каре.

— Татьяна Ивановна? — от удивления моя челюсть отвисает.

В моей голове с трудом сопоставляется эта красавица и домашняя помпушка-хохотушка тетя Таня.

Мы познакомились с ней случайно, как утверждает Шершнев. Я приехала к Олегу в общежитие, чтобы забрать его старые конспекты по истории. Дотошный Шершнев не только идеально вел все, к чему прикасался, но и бережно хранил, что мне было очень на руку. Каково же было мое удивление, когда вместо привычного очкарика дверь в комнату распахнула розовощекая женщина.

В тот день я съела пирожков на всю оставшуюся жизнь.

— Просто мама, Аленушка! — всплескивает руками тетя Таня и, сверкнув голливудской улыбкой, стискивает меня в объятиях. — Какая красавица, боже, боже. Идочка, вся в тебя! Покрутись, покрутись! Нет, ну сразу видно — голубая кровь!

Стоящая за ее спиной мама старательно делает вид, что ослепла и оглохла. Ковыряет пальчиком пустую миску, содержимое которой теперь валяется на полу, и лишь изредка посылает мне сочувствующие взгляды.

Тетя Таня же, закончив мой тщательный осмотр, отступает в сторону и наманикюренным пальчиком утирает выступившую слезу, пока Шершнев ерзает от неловкости.

— Идочка, посмотри, какие они лапочки, — сжимает перед собой руки и шмыгает носом от умиления. — Идочка?

Мама, которая отродясь не переносила, когда ее называли Идочка, встрепенулась и поправила складки лазурного костюма.

— Да, да, дорогая. Наши дети просто прекрасны, — почувствовав нажим в голосе тети Тани, мама моментально выпрямляется и выдает фирменную благородную улыбку. — Дорогие наши Олег и Лена…

— Идочка, подожди! — подпрыгивает тетя Таня, от чего шифоновая юбка ее синего платья подлетает, оголяя стройные ровные ноги. — Я что-то забыла! Боже, боже.

Откуда не возьмись, в ее руках появляется толстая розовая папка. Тетя Таня перелистывает их с такой скоростью, что у меня начинает скрипеть в ушах от гула летящих страниц.

— Мам…

— Молчать, Лежик, — не отвлекаясь от своего занятия, тетя Таня угрожающе зыркнула на Шершнева из-под лисьих наращенных ресниц. — Мама впопыхах вчера вылетела из Турции, обежала все магазины, приняла семьсот доставок и встретила утром замученную Идочку, чтобы узнать, что свадьбы не будет.

— Я пригласил вас на ужин, — вздохнул Шершнев.

А я не могла определиться, что ощущаю сильнее. Сдерживаемый смех разбирал меня изнутри, пока в сердце боролись жалость и злорадство к стремительно краснеющему Шершневу.

— Ты лишил маму праздника, бессовестный ребёнок, — все тем же тоном продолжает тетя Таня, пока моя мама переводит дух. — Ну ничего, ничего. Сегодня ты у меня и на скакалке попрыгаешь, и шарик попой лопнешь. Мама готовилась, у мамы все записано… А, вот оно! Людвиг, бокалы неси! И захвати пылесос, я его где-то видела.

Засунув папку подмышку, тетя Таня откидывает в сторону челку шторку и умиротворенно смотрит на мою маму.

— Так вот, дорогие наши Олег и Лена. В этот чуде…

— Идочка, подожди! — всплескивает руками тетя Таня. — Людвиг, захвати каравай! Боже, боже, ты же не знаешь, что такое каравай. Подержи папочку, Идочка. Все сама, все сама!