Лазарев давно изменился. Стал жестче, менее общительным. Это безумное пламя в его глазах — неужели оно было и раньше? Сравнить Женю сегодня и парня из университета — два разных человека.

Но я продолжала думать о нем и его отце так же, вплоть до сегодняшнего дня.

Рассказ Жени настолько жуткий, что лоб покрывают бисеринки холодного пота, а тело прошибает озноб.

То, что делал с Женей собственный отец, то ли вымещая злость на бывшую жену, то ли пытаясь создать собственный, ему одному понятный идеал, выбивает из колеи.

«Он всегда жестоко обращался мамой».

Домашний тиран, настоящий абьюзер, который переключился с любимой женщины на сына, стоило тому исполниться шестнадцать.

«Ты должен стать сильнее. Умнее. Лучше. Мой сын не размазня».

«Ты — будущее. В нем нет места сантиментам. Каждая твоя ошибка — смерть нашего дела».

Он бил его за любую ошибку в бизнесе. Его не волновали ни оценки, ни состояние, в каком приходил Женя домой. Для Лазарева не было запретов.

Кроме одного.

Он не должен ошибаться на работе.

«Бизнес — главное. Ты имеешь право жить, как тебе угодно, но на утро должен встать и закрыть любую сделку».

И чем больше по мнению Александра Самуиловича, лажал Женя, тем сильнее ему доставалось.

«Никто не любит тебя сильнее меня, сын. У тебя никого нет, кроме меня. Ты нужен только мне. Помни это. Помни, что я все делаю только ради тебя и твоего блага».

— Тебе нужно обратиться в полицию, — давлю вновь, пока Лазарев допивает третью кружку чая.

— И разрушить доброе имя отца? — прыскает Женя и ощупывает обработанный мазью фиолетовый глаз. — Змеюшка, это и мое имя тоже, ты не забыла?

От его слов меня передергивает. «Доброе имя». Неужели это дороже жизни?

Я всегда считала, что отношения в семье — дело исключительно семейное. Меня не трогали чужие истории, никогда не интересовали. Но сейчас, когда внутри меня новая жизнь, все изменилось.

Хочется запереть Лазарева здесь и не выпускать до прихода Олега.

Почему-то я уверена — несмотря на все произошедшее, Шершнев не оставит Женю в беде. Он не такой человек. Я прекрасно понимаю, что Олег ничего об этом не знает.

Потому что если бы знал — точно вмешался.

Я плохо представляю себе Шершнева, который просто закрывает дверь перед лицом избитого Лазарева.

Но тогда почему Женя пришел сюда, как к себе домой?

Может я снова заблуждаюсь в своих суждениях о Шершневе?

— Он же тебя убьет, — хватаюсь за голову и нервно царапаю корни волос. — У меня в голове не укладывается.

— Только если я в третий раз сорву нашу с ним сделку по передаче акций, — пожимает плечами Лазарев и болезненно морщится. — Не знаешь, когда вернется Олег?

— Понятия не имею, — трясу головой и роняю руки на стол. — Подожди, каких акций?

— Тех самых, — устало выдыхает Лазарев и горбится, словно на его плечи обрушился тяжелый камень. — Номинально — у нас контрольный пакет.

— Да, Олег говорил, — ошарашенно лепечу я и тянусь к пустой кружке. — Ничего не понимаю.

Лазарев долго промаргивается, словно пытается убрать с глаз невидимую пелену. Растирает лицо и шею руками, то и дело кидая на меня косой взгляд. Что-то взвешивает, словно думает, можно ли мне доверять.

— И зачем я тебе все рассказал? — наконец, стонет Лазарев и ерзает на стуле. — Короче, если коротко, из того, что я сам понял. Шершнев планировал, что твой отец после выздоровления вернется к делам компании. Ему ни к чему еще один бизнес, он и так выжатый лимон. А я планировал, что вы благополучно сойдетесь и никакой сделки между нами не будет.

— Если бы ты не влез — может быть так бы все и вышло, — язвительно шиплю, подавшись вперед.