Парочка удалялась, свернула на соседнюю улицу и пропала из виду. Я купила журнал с кроссвордами на почте, в магазине сливок для кофе и любимых пряников с вишней и пошла в обратную сторону.

В этот же день ближе к вечеру я еще раз встретила Камилу. Она сидела в холле, в кресле рядом с лифтом. Проскочить мимо незамеченной было невозможно, тем более что она, оказалось, ждала меня. Едва я вошла, она вскочила и бросилась мне на шею, обнимая и бормоча на ухо:

– Я Вас ждала. Я Вас давно не видела. Мне хочется поговорить. Мне больше не с кем, а я разговаривать люблю. Я хотела рассказать Вам. Можно с Вами поговорить?

– Здравствуй, Камила. Конечно, можно, – сказала я преувеличенно радостным тоном. – Давай сядем и будем говорить. Что случилось? Рассказывай. – Я очень старалась быть снисходительной, терпеливой, сочувствующей. Но первый же ее вопрос застал меня врасплох.

– А как знакомятся и потом замуж потом выходят? Вот у Вас много женихов было?

– Господи, это так давно было. При чем здесь я? О себе расскажи. Я тебя видела сегодня с молодым человеком. Вот ты и познакомилась. Замуж зовет?

– Да там многие зовут, – хитро улыбнувшись, ответила Камила и махнула рукой куда-то в сторону. – Я им сама сказала, что замуж хочу… хочу по любви. Но я ничего не знаю, не умею. У меня никогда не было жениха. Я и целоваться не умею. Они меня учат. Но Вы мне скажите, кто-нибудь полюбит меня взаправду? Мама мне говорит, что я красивая, и кожа у меня гладкая, волосы хорошие…

– Конечно, Камила, девочка моя, конечно. Ты красавица, – искренне подтвердила я и погладила ее по смуглой щеке, по черным густым волосам, сжала ее ладонь, маленькую и пухлую, как у ребенка.

– Спасибо, Инна Николаевна, Вы добрая женщина. Вы очень добрая.

Я замолчала, удивленная, что она в первый раз без напоминания произнесла мое имя-отчество, но и порядком смущенная определением меня как «доброй женщины».

– Брось, Камила. Насчет доброй женщины ты преувеличиваешь. Была бы я доброй, следила, чтобы ты не курила, принимала таблетки свои, ходила бы в бассейн, не лопала бы конфеты, вообще сладкое. Тебе при диабете нельзя.

– Я знаю, но мне все время кушать хочется, и я с других столов собираю, кто не съест, булочки и печенье. А добрая Вы, потому что говорите со мной. Общаетесь. Я ведь очень общительная. Я очень хочу общаться, разговаривать. – Камила помолчала, оглянулась на дежурную, которая делала вид, что очень занята, и шепотом сказала: – Давайте я Вам погадаю.

– Да мне уж рассказали, что ты как-то открыла здесь целый салон, говорят, много желающих было, – улыбнулась я. – Ты правда гадать умеешь?

– Конечно. Я ж цыганка. Меня мама научила. Она этим тоже зарабатывала. К ней все соседки и их родственники ходили. Давайте, не бойтесь, я плохого людям не говорю, хоть и вижу иногда.

Не получив от меня ни явного согласия, ни категорического отрицания, она взяла мою левую руку и стала внимательно разглядывать линии. Я была крайне удивлена быстрой переменой выражения ее лица. Взгляд, обычно рассеянный, туповато-равнодушный, вдруг стал сосредоточенным и осмысленным.

– Вы перенесете болезнь, долго лечиться будете, но все пройдет, хорошо потом станет, – начала Камила, готовясь к дальнейшим предсказаниям. Но я ее перебила:

– Э, подруга, дело не хитрое. Что здесь гадать? Понятно, что я сюда лечиться приехала и надеюсь на успех. Мне уже значительно лучше.

– У Вас встреча с мужем и дочерью скоро совсем будет, – продолжала она, не отрывая взгляда от линий на моей руке.

Я уже открыто смеялась над ее пророчествами.

– Камила, естественно, мой санаторский срок заканчивается через несколько дней, и я возвращаюсь домой. Конечно, я встречусь с дочерью и мужем. Ладно, хватит. Спасибо. На вот, купи себе что-нибудь, только не сладостей, а фруктов, – сказала я и протянула ей сотенную бумажку.