Он достаточно насмотрелся на жизнь низов цивилизации и мог бы сам посвятить леди Стюрт в такие глубины страдания, что ей и не снились. Ему были знакомы самые бесчеловечные принуждения к собачьей жизни, которые его родительница не просто не знала, она даже не могла представить их существования. Хотя вот тут он ошибался. Леди Стюрт знала всё и вся, правда наиболее дикое для своей головы просто игнорировала. Иначе бы она вряд ли сохранила хоть и мелочное, но трезвое сознание.

– Вероятно… ты права. Но до момента, когда произойдёт моё прозрение ещё нужно дожить, а таких как мы, ты же сама знаешь, опасности ждут везде. – Он взял фужер и залпом выпил его красное содержимое. Затем налил себе ещё один, под неодобрительный взгляд матери.

Её лицо вдруг стало добрым, и она сказала:

– Благодаря прадеду нам нечего бояться. Система работает исправно, а следом за мной – ты, будешь гарантом для безбедной жизни пары тысяч человек. И уже они будут из кожи вон лезть для сохранения твоей жизни как можно дольше.

Джереми покачал головой и улыбнулся. Вино ударило в голову и ему захотелось говорить. Тем более сегодня была их последняя встреча и как бы он не презирал мать, та была ему единственным родственником.

– Вот что я тебе скажу: до прадеда думали так же и расслабились. Мир не стоит на месте и нужно меняться вместе с ним, а такие как мы всеми силами стремимся сохранить старое, ведь там тепло, сухо и спокойно. И опора на то, что мир нужно строить под себя, а не себя под мир, всегда проигрывает, хоть и лидирует на малых отрезках.

Леди Стюрт не на шутку удивилась и была обрадовала словам сына. Внутри зародилась надежда, что становление «металлического» Джереми случиться ещё на её веку. Скрыть она этого не смогла и ещё большее отвращение к матери накрыло Джереми.

– Интересные мысли, – выдавила сквозь плохо скрытую улыбку леди Стюрт.

– Крайне интересные. Вот только они двояки. Их можно использовать и в личных целях, и в целях цивилизационных.

На лице леди Стюрт проступила гримаса скептического отношения к его словам. Она сделала добрый глоток из своего фужера и сказала:

– Та форма устройства цивилизации что существует уже больше пяти тысяч лет, является идеальной для человечества, и никто ещё ничего лучше не предложил. И думаю, не предложит, никогда.

Джереми усмехнулся.

– Размышления так себе. За эти пять тысяч лет все так сильно изменилось, что твои слова – ложь.

– Объяснись, – с интересом сказала леди Стюрт.

– Хм, было семь союзов – стало восемь, при том, что восьмой закрытый и… агрессивный. Уровень жизни не у приближенных к золотому горшку упал в десятки раз. Прогресс почти остановился, рост населения отсутствует, а вот те – у золотого горшка, то есть «мы» и нам подобные, интенсивно вымирают. И так почти до бесконечности. Если трезво взглянуть на вещи – мы переживаем доктринальный кризис нашей эпохи, которая идёт уже шестое тысячелетие, и накопила такую массу противоречий, что вряд ли выдержит их вес, даже в условиях нынешней связанности и жёстких условий контроля.

– Что за вздор!? – воскликнула леди Стюрт с неприкрытой скептической улыбкой.

– Не вздор, – серьёзно сказал Джереми. – Факты говорят сами за себя, а вы их в лучшем случае пропускаете, а в худшем обманываете сами себя. Просто посмотри на статистику, благо с нашими возможностями доступна расширенная, точнее реальная правда. В отличии от людей обычных, наша жизнь равна сумме жизней трех людей, это может показаться неким плюсом в борьбе, но все намного сложнее. Сухие цифры: прирост цивилизации за последние пять тысяч лет – пятьсот тридцать два процента. Элита – минус пятьдесят. Мы вымираем как класс, аккумулируя огромные капиталы в руках крайне малого количества людей. Конечно, все это относительно и в двух словах не опишешь, – он сделал глоток и продолжил. – Далее, из элиты выбираем десять процентов самых богатых и смотрим что было тогда, а что сейчас: минус семьдесят пять. Просто вдумайся – десять тысяч человек держат в руках больше, чем остальные пятьдесят миллиардов. Мы потребляем за свою жизнь триллионы человеко-часов упорного труда. Как это можно описать? – он вопросительно уставился на мать.