Дороги срастались, ветвились. Видно, близится город.

– Светка, щелкни-ка меня с надписью «Оренбург». А то мужики не поверят, что я так далеко забрался!

Подзабыли в дороге, что города большие бывают на белом свете. Заплутали немного.

– Ну ничего, экскурсию вам устрою. Поглядим, как люди живут. – Дядя Женя все тараторил. Остальные нелепо молчали.

Дядя Женя с детским азартом смотрел на новые дома. Высоченные, яркие, пестрые.

– Ого, понастроили хоромы! Уж никто на улице не останется!

А Любушка только и смотрела на листья. Слишком простые цвета – красные, желтые, рыжие. Понесся один высоко-высоко. Резво кружился листок. Засиял в вышине и упал.

«Столько окон вокруг, но приметил ли кто… да разве до листьев там – высоко-высоко».

Любушка стала считать этажи и уснула ненароком.

Проснулась от бойких голосов. Дядя Женя и Ваня снова о чем-то спорили.

– Ванька, ты знай, я тебя не осуждаю! Светлая ты голова, зачем тебе под пули!

Нравилось Любушке, как они спорят. По-доброму, не со зла.

А за окном зарычали машины. Большие и маленькие – выстроились в ряд. Ни конца ни края не видно.

– Ваня, а где же граница степного солнца?

– Приехали, Люба. Подождем немного, все по очереди проедут. Не волнуйся, все хорошо.

Потихоньку доели татарский хлеб, чувашский сыр и ягоды северные, что Любушка припасла. Так вечер и скоротали.

И снова рычали машины. Началась животная схватка машин.

Обгоняли, толкали с дороги, гудели, кричали.

«Господи, что происходит?»

Не до вопросов Любушки было.

– Совсем обезумели?! Куда они?! Женя, иди на обгон! – вспыхнула мама.

Дядя Женя и глазом не повел. Крепко держал руль. Прямо перед ним с дороги слетела машина. Дядя Женя вышел помочь.

– Сейчас, – говорит, – разберемся, сидите на месте.

Вернулся такой же спокойный.

– Один водитель уснул, бедолага. Вот и взбесился другой, третий. Ох, горячие. Дорога горячих не любит.

Тишина наступила в степи. Вдруг заводится мотор вдалеке – друг за другом заводятся остальные. Резкий животный рев, но уже ненадолго.

Трогай.

Быстро темнеет в степи. Раз – и упала ночь.

За рулем дежурила мама. Глаз не сводила с чернеющей пустоты. Вдруг загорятся фары, надо быть начеку.

Маме хотелось наружу. До того опостылел мир через стекло.

И вот она – степь. Холодная, мрачная, дикая.

– Какое звездное небо…

Мама видела разные звезды. Римские, пражские, венские. Когда-то была переводчиком, но забыла она языки. «Да, – говорила она звездам, – есть на земле нечто вне языков и границ. „Мама“ скажу, и меня поймут, обогреют».

– Замерзла, Светка? Бери давай фуфаечку! – Дяде Жене тоже не спалось, потянулся на воздух. – Ох, в баньке погреться бы! Третий день о ней мечтаю! После бани вздремнуть – святое дело. Весь размякнешь, как хлеб в рыбной подливе. Косточки мягоньки, невесомы. Помню, топил баню последний раз. Вдруг – лиса! Кинул ей сухарик, другой. Каженный день приходила, пока ты меня в дорогу не выдернула. Как там лисичка моя поживает, чем кормится? Потеряла меня, наверное…

Обоим не спалось. Глаз не сводили с границы степного солнца.

Силуэты разные виделись. Нет, не мерещились – люди! Люди шли на границу. Отчаянно шли пешком. В пограничной степи – до того большой! – можно вырастить город, несколько деревень. Вместо этого – шум чемоданных колес. И звезды – такие ненужные.

– Я назвала бы это «Исход детей». Гляди, одна молодежь идет. Да, Женя, останемся мы без внуков.

Дядя Женя раньше не думал о внуках. А в эту минуту – странное дело! – будто голыми показались колени. Так захотелось, чтобы кто-то маленький и родной сидел на них. Представил, как ведет на рыбалку: «Да! Даже если девчонка! Удочку полегче смастерю, потянет!»