Надо мной пролетает орел, по земле скользит его тень. У меня льются слезы.

– Белый Тигр! Вот ты где!

Кишан и двоюродный брат Дилип поднимают меня с земли, на лицах у них радостные улыбки.

Замечательная новость! Бабушка разрешила им оплатить мое обучение.

– Только учти вот что, – добавляет Кишан. – Бабушка говорит, ты жутко жадный. Поклянись всеми богами на небе, что не будешь скряжничать, когда разбогатеешь, и не забудешь про нее.

– Клянусь.

– Ухвати себя за горло и жизнью своей поклянись: каждую заработанную рупию ежемесячно буду отправлять бабушке.

Вот и дом, где живут таксисты. Старик в полувоенной форме курит кальян, в чаше горят угольки. Кишан объясняет ему, в чем дело.

– Вы из какой касты? – спрашивает пожилой шофер.

– Хальваи.

– Кондитеры. – Шофер качает головой. – Разве можно парня из вашей касты научить водить машину? – Он показывает мундштуком кальяна на пылающие угольки: – Все равно что изготовить лед из этих вот угольков. Освоить машину, – он шевелит рукой, будто передачу переключает, – это как приручить дикого жеребца, по плечу только юноше из касты воинов. Мусульмане, сикхи, раджпуты[14] – вот бойцы, вот из кого получаются шоферы. А вы, сладкоежки, долго ли продержитесь на четвертой передаче?

Процесс возгонки льда из пламени начался на следующее утро в шесть часов. Триста рупий и премиальные – этой суммы оказалось достаточно. Учебным пособием служило древнее такси. Завозился с переключением передачи – получи подзатыльник. И напутствие:

– Это тебе не чай со сластями подавать!

Час в машине – и два-три часа под машиной: в мои обязанности входило бесплатное техобслуживание всех такси на стоянке, и работа затягивалась допоздна. Из-под автомобиля я выбирался точно свинья из сточной канавы: весь перемазанный, лицо черное, руки лоснятся. Меня будто макнули в Ганг, где вместо воды текло машинное масло, – и вытащили на берег водителем. Я укротил жеребца, продержался на четвертой передаче, освоил рычаг переключения.

– Послушай, – сказал старый шофер, когда я вручал ему обещанные сто рупий премиальных, – выучиться водить – это полдела. Водить ты теперь умеешь. Главное – поставить себя. На дороге будь мужиком. Крутым мужиком. Если кто попробует тебя подрезать, сделай вот так, – он потряс в воздухе сжатым кулаком, – и пару раз пошли по матери. Дорога – это джунгли, усек? Жми на клаксон и рви вперед.

Он хлопнул меня по спине:

– Малый, ты меня удивил – оказался лучше, чем я думал. У меня кое-что припасено для тебя.

Я пошел вслед за ним. Спускались сумерки. Через полчаса совсем стемнело. И тут перед нами словно фейерверк вспыхнул.

Нас обступили ярко освещенные двери и разноцветные окна, и из каждой двери, из каждого окна мне широко улыбалась женщина. С крыш свисали ленты из красной бумаги и серебряной фольги, по обе стороны улицы на лотках подавали чай. Сразу четверо мужчин двинулись к нам. Старик объяснил им, что я сегодня в первый раз, не надо меня подгонять.

– Дайте ему сначала насмотреться всласть. Это ведь так здорово – смотреть!

– Конечно, конечно, – согласились мужчины и отошли в сторону. – Мы того же мнения, пусть порадуется!

Я шагал рядом со старым шофером и пожирал глазами роскошных красавиц, что строили мне глазки из прикрытых решетками окон. Красавицы прямо-таки молили: вонзи в меня клюв!

Старик живо объяснил мне, что к чему. В одном здании выставляли напоказ свои черные блестящие ноги «американки»: короткие юбки, туфли на платформе, розовые сумочки с надписью бисером, девушки поджарые, спортивные – для клиентов, предпочитающих западный тип. Возле другого дома расположились «традиционалистки» – полные, пухлые, в сари; у них свой клиент. В окнах третьего борделя – евнухи, в соседнем доме – подростки.