– Иди на место, Джон, – сурово бросил Влад и строго посмотрел на собаку. Глаза в глаза. – Иди. Я не причиню твоей хозяйке вреда. Со мной она в безопасности.

Ротвейлер набычился и отошел в сторону, а заслышав Элкины стоны, и вовсе, развернувшись, ушел на кухню.

Закрыв за незваным гостем дверь и понадеявшись, что калитку захлопнет он сам, Элла прошла на кухню и с укоризной посмотрела в сонные собачьи глаза.

– Джонни, детка, тебе лишь бы спать, – недовольно пробормотала она и, заглянув в детскую к спящему ребенку, вернулась в зал и, яростно сдернув с дивана покрывало, ставшее свидетелем ее позора, быстро засунула его в стиральную машинку и запустила стирку. Но если вода с порошком за час с небольшим смыли все следы ее фиаско, то в памяти каждый эпизод сегодняшней любовной гонки снова и снова повторялся во всех бесстыжих подробностях.

«Да как ты могла? – отругала сама себя Элла. – Как вообще позволила к себе прикоснуться? Массаж! Разве сразу не догадалась, чем дело кончится? Почему, Элла, почему? – завел свою шарманку внутренний прокурор. – Два года строгого режима, – взял слово внутренний адвокат, – это долгий срок, и моя подзащитная нуждалась в любви и ласке. Пусть сегодня ей достался суррогат. Ни о какой любви речи не идет, но для здоровья полезно!»

– Вот именно! – тяжело вздохнула Элка и тихонечко заплакала, проклиная себя за бесхарактерность и мягкотелость, а наглого Казаринова за беспринципность и обаяние, заставившее ее сдаться на милость победителя.

Домой Влад вернулся в приподнятом настроении. На несколько часов забылись нависшие над головой проблемы, да и боль утраты притупилась немного. Он зашел в гостиную, где мать и сестра, несмотря на поздний час, смотрели какой-то сериал про султана.

«Поднялась все-таки», – довольно подумал Казаринов, глядя на хрупкую фигурку, напряженно застывшую в кресле. Спина выпрямлена, подбородок вздернут.

Мила вздохнула и миролюбиво заметила:

– Что так поздно?

Влад приподнял бровь, давая понять, что отвечать на подобные вопросы не намерен. Развернувшись, он направился на кухню, собираясь что-нибудь съесть перед сном, но мать и сестра притащились следом.

– Ты ешь копченую колбасу? – прошипела мать. – Это вредно, Владик.

– Кристина придерживалась здорового питания, – раздраженно хмыкнул он. – И это ей не помогло.

– Не смей! – мать схватилась за сердце, а сестра принялась давать ей таблетки. С одной стороны, Казаринов прекрасно понимал и жалел мать, но интуиция подсказывала о начале театрального представления. Прозвучал третий звонок и занавес раскрылся.

– Хватит мне делать замечания, дорогие мои родственницы. Вы же знаете, что бесполезно, – пробормотал он недовольно и полез в кухонный бар, где хранились початые бутылки. Достал почти полную бутылку виски и стакан. Налил половину, а потом повернулся к матери и Милке.

– У меня сын, между прочим, родился, – заметил примирительно.

– Когда? – поинтересовалась Мила.

– Кто мать? – нервно бросила мамаша.

– Давно, – хмыкнул Влад. – Мать ребенка зовут Элла, но ты ее не знаешь, мам.

– Ах, эта… – поморщилась маменька и, тяжело поднявшись, медленно пошла к себе.

– Я полагаю, вы обе в курсе? – напряженно рыкнул Казаринов. – И когда собирались сообщить мне?

– Эта женщина не для тебя, – скривилась мать. – Слишком простая и недалекая.

– Вы знали, – ошарашенно повторил Влад. – И ничего не сказали мне…

– У нас своих проблем хватает, – попыталась объясниться Милочка.

– Ах вот оно что! – догадался Казаринов. – Вы боялись, что с появлением в моей жизни ребенка ваши дотации сильно сократятся?

– Эта дурочка из тебя все соки вытянет, – просипела мать, прислонившись к стене.