Наставник достал из чемодана бутылку шампанского, повертел ее в руках, глянул через зелень стекла на лампу дневного света.

– «Советское» полусладкое. Хорошее шампанское! Две бутылки. Моряки его на часики меняют. Вы же, как я понимаю, человек солидный, сами пить будете, – с этими словами наставник начал отковыривать фольгу с пробки.

– На какие еще часики? – спросил армянин и тут же возмутился: – Немедленно прекратите! Что вы себе позволяете?

– Надеюсь, вы не против, если мы разопьем бутылочку за ваш отъезд?

– Категорически против! Это подарок! Немедленно позовите своего начальника! – сорвался на крик нервный пассажир.

– Ванчик, принеси, пожалуйста, три стакана, – не обращая внимания на его вопли, попросил своего молодого коллегу наставник.

Парень ушел, так и не найдя разгадки его странного поведения, а тот, глянув в таможенную декларацию армянина, ободряюще и даже как-то ласково сказал:

– Товарищ Саркисов, что вы так переживаете? Стоимость выпитого я вам лично возмещу. А на теплоходе есть точно такое же. Даже лучше – коллекционное.

– Вы не имеете права! – твердо заявил армянин, не сводя глаз с рук таможенника.

Вскоре вернулся его молодой напарник с тремя гранеными стаканами. Наставник открутил проволоку и, придерживая рукой пробку, стравил газ, поглядывая на владельца бутылки. Армянин обливался потом, забыв о платке, который все это время нервно комкал в руках.

Таможенник вытащил пробку из бутылки, положил ее на стол, разлил шампанское по стаканам. Пока оседала пена, он внимательно разглядывал содержимое. Потом хмыкнул, взял со стола пластмассовую пробку, заглянул внутрь и перевел взгляд на Саркисова.

– А в пробочке у вас что, гражданин?

– Это не мое! Не мое! Ничего не знаю!.. – бледнея, отрицательно замотал головой армянин.

Наставник перевернул пробку, стукнул ею о столешницу, и на стол выкатился прозрачный камешек.

– И что в другой пробке, тоже не знаете?

Саркисов еще больше побледнел, его губы мелко задрожали. Он был в состоянии, близком к обмороку, и не мог больше произнести ни слова. Таможенник достал из чемодана вторую бутылку шампанского.

Большая казенная московская квартира была завалена вещами. В коридоре и в комнатах стояли нераспакованные импортные коробки, мебель, сумки, чемоданы. На карнизах окон не было штор. Вся обстановка свидетельствовала о том, что в квартиру въехали совсем недавно.

Только одна комната была более-менее обустроена. Здесь находились шкаф с книгами и широкая кровать. На подоконнике стояла фотография молодой красивой улыбающейся женщины в деревянной рамке. Около кровати, прямо на полу, в ряд выстроились три телефонных аппарата, два из них – с гербами на дисках. Их наличие и висящая на спинке стула генеральская форма таможенника выдавали профессию хозяина, заместителя Начальника Главного управления государственного таможенного контроля при Совете Министров СССР генерал-лейтенанта Анатолия Долгова.

Стрелка звонка будильника стояла на шести тридцати, а сейчас было еще только шесть. За окнами просыпалась Москва. В открытую форточку доносилось шварканье дворницкой метлы об асфальт, а с кухни – шипение горячего масла на сковороде.

Кухня тоже была заставлена нераспакованными коробками. На столе лежали три яйца. Анатолий Долгов в тренировочном костюме с эмблемой «Динамо» и домашних тапках собирался жарить традиционную утреннюю яичницу. Он достал из холодильника «Розенлев» вареную колбасу и стал резать кусочками, думая о своем.

Сегодня утром Долгов вспомнил почему-то своего старого друга, соученика по Школе военной разведки Сашу Ветрова. Вот уже второй год от него не было ни слуху ни духу. Раньше, когда Долгов служил на Дальнем Востоке, друзья хотя бы время от времени перезванивались. Потом Долгова перевели в Прибалтику, а Ветрова – в Афганистан, в армейскую разведку, выполнять спецзадания командования. И с тех пор Сашка пропал.