– Почему трудно? Я его у Махмуда в дукане взял. – Торговец кивнул на разгромленную лавку.
– Русские его сожгли, да? – поинтересовался Ветров.
– Лучше бы ему самому в аду гореть.
– А что такое?
– Предатель Махмуд, собака гнилая. К нему в дукан всякие люди ходили, моджахеды ему доверяли, как себе, в разговорах не стеснялись. А он все русским передавал. И про то, что под Сари-Пулем наши командиры соберутся, тоже сказал. Об этой встрече никто из посторонних не знал. Никто. А они все погибли с именем Аллаха. Пришли его убивать, а у него нюх что у лисы: за день до этого как сквозь землю провалился.
– Может, ад его и поглотил? – предположил Ветров, отхлебывая из пиалы зеленый чай.
– Как же, поглотил! Наверняка к своим русским хозяевам убежал. Тут близко. Вон их самолеты из Мазари-Шарифа туда-сюда летают. Собаки гнилые! По радио наших моджахедов сдаться уговаривают. Не понимают, что ли, что мы свою землю никому никогда не отдадим, даже если они черта в помощники призовут?!
– Да-да, ты прав. Никогда, – кивнул Ветров. Он допил чай, проверил, не осталось ли в ботинке камешка, обул его и встал. – Храни Аллах тебя, весь твой род и твой дукан.
– Спасибо, добрый человек.
– Тебе спасибо, отец, теперь буду знать, в какую сторону не ходить, чтоб к русским шайтанам в когти не попасть! – С этими словами Ветров повернулся и пошел дальше вдоль базарного ряда.
Над крышей здания комендатуры в Мазари-Шарифе развевался красный флаг. Возле крыльца стояли два бронетранспортера с зачехленными стволами пулеметов. Чуть поодаль пристроился «уазик», в котором, откинувшись на спинку сиденья, спал солдат-водитель.
Около дверей комендатуры галдела толпа афганцев: женщины с детьми на руках, старики и мужчины стояли в очереди на прием, каждый со своими проблемами. Среди них был и Ветров. Борода его стала гуще и длиннее, лицо еще больше почернело от солнца и обветрилось. Он сидел в сторонке на корточках, терпеливо выжидая, когда закончится прием граждан и разойдется толпа. Разговор с советским командованием предстоял обстоятельный.
На крыльце комендатуры появились двое: тучный полковник в полевой форме и афганец лет пятидесяти, тоже с брюшком, одетый в цивильный костюм, рубашку и галстук. Афганец, жестикулируя, что-то оживленно и чуть заискивающе говорил полковнику, тот отвечал коротко, дружелюбно и снисходительно.
Взгляд Ветрова застыл на этой несколько комичной парочке. Афганец с полковником пожали друг другу руки, полковник направился к своему «уазику», а афганец начал пробиваться сквозь толпу соплеменников.
Ветров поднялся и направился следом за афганцем. Тот благополучно миновал толпу. Ветров прибавил шаг…
Афганец неторопливо шел по центральной улице города, разглядывая витрины богатых дуканов. Ветров нагнал его, окликнул негромко:
– Махмуд!
Афганец обернулся, его брови удивленно взлетели вверх.
– Ты-ы? Неужели выбрался? – спросил он после секундного замешательства.
– Как видишь, – усмехнулся Ветров. – А ты думал, не выберусь?
– Нет-нет, я не думал, – смущенно забормотал афганец. Удивление на его лице сменилось тревогой. Он озабоченно глянул на здание комендатуры, махнул рукой:
– Пойдем скорее. Тебе нельзя здесь появляться.
– Это почему? – удивился Ветров.
– Пойдем, пойдем, – Махмуд подтолкнул Ветрова к переулку, отходившему вправо от главной улицы. – Я знаю одно место, где русских не бывает.
– Вообще-то я и сам русский, – заметил Ветров.
– Ты? – Махмуд как-то странно ухмыльнулся и быстрым шагом направился к переулку. Ветрову ничего не оставалось, как поспешить за ним следом.
На берегу небольшой спокойной речки расположилась чайхана. Под ивами стояли помосты, на которых по-турецки сидели мужчины, пили чай, вели свои неспешные беседы.