– Так и есть, не плачет. У гроба сидит, с места не двигается. Платком черным укутана, а дочь, словно невеста, вся в белом. Даже веночек смастерили. Вы знаете про обычай?

– Какой обычай?

– Если умирает девушка, не успевшая связать себя узами брака, ее принято хоронить в свадебном платье.

– Что-то слышал об этом. Спасибо за разъяснения. Кажется, нам пора, люди со двора выходят.

Козырев попрощался с директором школы и стал наблюдать за происходящим.

Ко двору со всей улицы подтягивались соседи. На дорогу в ожидании церемонии вышли четверо ребят с цветами в руках. Небо было затянуто тучами, и, хотя дождем не пахло, кто-то из толпы произнес: «Даже небо плачет». Козырев, разглядывая присутствующих, заметил подруг погибшей – Наташу, Веру-соседку и еще двух девушек, первых из списка друзей. Он снова попытался понять, что именно его смущало в их показаниях, и принялся мысленно выстраивать картину того злополучного вечера, но его вдруг прервал оперативник:

– Владимир Алексеевич, вопрос есть, я насчет комнаты девочки.

– Что-то нашли? Вчера ребята мне сказали, ничего необычного, все как у любой школьницы.

– Вы знаете, так и есть. Дневника или записной книжки не было, только девчачьи анкеты. Вы просили из них выписать сведения о близких подругах: их интересы, любимое имя мальчика – все то, о чем на допросах не спрашивают. Тетради, книги, журналы какие-то и вырезки находятся сейчас на изучении, но по предварительным данным там тоже ничего необычного нет.

– Тогда в чем вопрос?

– Понимаете, у меня есть младшая сестра, ей тринадцать лет; когда родители погибли, я взял ее под опеку как старший брат. Живем мы с ней вдвоем, она вообще у меня молодец, по дому все делает, готовит, убирает. У меня, кроме нее, больше и нет никого. Так вот, она однажды утром в туалете закричала, я к ней бросился, стал в дверь стучать. Она, когда открыла, вся заплаканная, по ногам кровь течет, я, если честно, сам поначалу испугался, а это оказались простые месячные, первый раз пошли. Вы извините, что я вам вот так в подробностях. Так вот, у погибшей, у Ани, я обнаружил в шкафу спрятанные кровавые трусики. Они были завернуты в носовой платок и лежали в коробке среди вкладышей от жвачек и оберток шоколада. Кстати, все обертки подписаны датами, вам доложили?

– Датами? Что за даты?

– Самая ранняя на «Альпен Гольд» с изюмом от первого мая.

– С изюмом, говоришь, первого мая. Находку экспертам отдал?

– Отдал, конечно, ну то есть Игорь Петрович забрал.

– Да, он что-то говорил про нее.

– Я просто почему рассказал вам про сестру свою и про то, что нашел у Ани в шкафу: зачем шестнадцатилетней девочке прятать кровавое пятно на белье? Мать же ей, наверное, рассказала про месячные, это нормально, так со всеми девочками происходит.

– Не факт, что это были месячные.

– А что?

– Вариантов немного, подождем заключение эксперта.

С этими словами Козырев направился к своему автомобилю. Спустя время он был на кладбище, где над открытым гробом слышны были плач и слова прощания. Осматривая еще раз всех присутствующих, он остановил взор на матери погибшей. Тамара не издавала ни звука, окружающие просили ее подойти ближе к дочери и попрощаться. Но женщина, не меняясь в лице, продолжала стоять на одном месте. Когда гроб стали закрывать, отец покойной заплакал. Тамара среагировала и обратилась к мужу:

– Я хочу домой. Скоро Аня придет, а у меня ужин не готов.

Все тут же на нее обернулись. Одна из женщин взяла Тамару под руки и подвела к гробу. Убитый горем отец не понимал, что происходит, и пытался объяснить жене, что их дочери больше нет.