Как и предупреждал управляющий, через неделю проезжал по Барнаулу сам Акинфий Никитич Демидов. Въехал он на мост, хрясть, колесо от кареты отвалилось и скатилось с моста в реку Барнаулку. Всё бы ничего, поставили бы новое, только колесо было золотое. Правда, не полностью золотое, спицы лишь были покрыты золотом, но всё же… больших денег оно стоило.

Принялись искать колесо, в реку ныряли, куда там… пропало оно и поныне не могут найти.

Вышел из кареты Демидов, ругнулся незлобиво, мост осмотрел.

– Хорош мост! Лучший из всех, какие пришлось проезжать, – сказал. – Нет вины старосты. Карета, видать, совсем худа стала, – подумал. – А всё ж таки старосту надо бы позвать.

Предстал староста пред светлы очи Акинфия Никитича, голову низко склонил и думает:

– Эт тебе не управляющий. Снимут с меня голову!

А Демидов подошёл к старосте, положил свою крепкую руку на его плечо и сказал:

– Добро службу несёшь, староста! Благодарность тебе объявлю за рвение твоё к службе! Молодец! Много мостов и дорог проехал, а такой славной дороги и моста крепкого не видывал. Заслуживаешь ты, мил человек, не только благодарности моей, но и материального вознаграждения.

– Рад стараться, ваша светлость! – ответил староста, низко склонив голову.

И вручил Акинфий Никитич Демидов старосте 100 рублей.

Пришёл староста домой сияющий и с подарками. Детям купил десять фунтов конфет разных и все в обёртках, кроме того, девочкам ленты шёлковые, а мальчикам картузы, жене подарил сарафан новый и новую шаль с крупным разноцветным рисункам, а в дом новый медный самовар. Ещё купил, но уже на следующий день, вторую корову, лошадь молодую и нанял плотников на обновление и расширение дома.

Счастливо зажил и мирно.

Творчество Виктора Вассбар


Дедушке Калинину

Могилку Сене – полуторагодовалому сыну Агафьи Еремеевны Чулденко помог выкопать сосед Епифан, помог и похоронить его. Умер ребёнок, не дожив одного дня до рождества Христова.

За три дня до этого.

– Отмучался бедненький, – проговорил Епифан. – Не он первый и не последний, однако. Мрёт народ как мухи, силов совсем у него не осталось. Кору едим… Эхе—хе. Прости мя, Господи!

Перекрестился Епифан, посмотрел на Агафью, а та ему свёрток в серой тряпице суёт в руки.

Понял Епифан, что соседка последнее от себя отрывает, махнул рукой и сказал. – Иди домой Агафья, ничего мне от тебя не нужно. Сделаю всё по—христиански, выкопаю могилку сыночку твоему, рабу Божьему Семёну, и похоронить помогу.

Поклонилась поясно соседу Агафья и пошла домой, посмотреть в последний раз на младшенького сыночка, слезу на его похолодевшее тельце уронить.

Вошла во двор, а на снегу подарок – ворона вверх лапками лежит.

Подобрала её Агафья Еремеевна, господу хвалу за подарок высказала и вошла в дом, запустив в избу клубы морозного воздуха.

На широкой скамье, скрестив руки на груди, лежал маленький трупик.

Подошла к нему Агафья и сквозь слёзы проговорила:

– Послал Господь нам подарок, сыночек, только поздно. Прости, милый, не уберегла тебя! Варить сейчас стану, братиков твоих – Павла, Феденьку, Васечку, Сашеньку и сестрёнку твою Машеньку кормить буду. А ты спи, милый! Спи… – из материнской груди вырвался горестный крик. – Спи, родной мой сыночек!

Ощипав ворону, Агафья Еремеевна опустила тушку в кипяток, что клокотал в чугунке, и тяжело вздохнув, присела рядом с печью на табурет.

В берестяном туеске, что стоял на подвесной полке, лежали Машины «драгоценности» – свёрнутый в трубочку чистый лист тетрадной бумаги, химический карандаш, несколько разноцветных тряпиц, красивые фантики от конфет и несколько монет, всего восемнадцать копеек.