В частности, если говорить о себе, то после свадьбы я вдруг возомнила, что Радомир – это моя собственность. Что бы я не делала, как бы не вела себя, он никуда не денется. А когда родила тебя, то меня понесло вовсе. Порой сама затрудняюсь ответить на вопрос, в какой момент из веселой наивной девушки, какой я была до замужества, я превратилась в самодовольную сварливую, а порой агрессивную особу, способную отравить жизнь мужу. Отчего-то решила, что семья – это я. Я – центр и основа всего. А муж – мелкая точка, вращающаяся вокруг меня на своей дальней орбите. Тот факт, что он материально обеспечивал меня с ребёнком, стал казаться ничтожным. Я забыла, что почти всё, что у меня есть в жизни, получено благодаря мужу. Я перестала обращать внимания на него и его желания. Другими словами, я обесценила его, как личность. А когда он вдруг ушёл, долго не могла поверить этому. Прошло время, прежде чем я поняла, как много он значит для меня.
Дело вовсе не в том, что появилась другая женщина. Дело в том, что практически выгнав мужа из его собственного дома, я должна была предполагать, что красивый и молодой мужчина, каким являлся твой отец, не может не заинтересовать другую женщину. В какой-то степени, та другая женщина помогла снять шоры с моих глаз, – произнесла Маланья, почувствовав колючую сухость в горле. Она встала с кресла, подошла к столу и налила в чашку воды из чайника.
– Мама, что ты делала, когда папа ушел к этой другой женщине? Как ты пережила это? Ты почти ничего мне не говорила об этом времени, – вдруг спросила Зоя, подняв глаза на мать. Прежде таких откровенных разговоров между ними не было.
– Что ж, пережила…Чем больше горчит лекарство, тем оно полезнее…Ты часто болела в тот период. Был особенно кризисный момент, когда у тебя начался полиомиелит. Я испугалась, изучила всю медицинскую литературу об осложнениях. Сидела возле твоей кроватки и думала только о том, чтобы ты выздоровела. Я молила Бога, чтобы с тобой все было хорошо. В какой-то момент я подумала о том, что моя личная жизнь должна быть отдана в жертву в обмен на твою жизнь… И я почувствовала, что готова проститься со всем миром, только бы Господь оставил тебя в живых. Наверху, словно услышали меня… В тот день, когда мы с тобой выписались из больницы, твой отец собирал свои вещи, чтобы уйти из дома, – Маланья устремила взгляд в окно, где печально качались на ветру ивовые ветви.
– Как странно…Ты говоришь о жертве… А отец уверен, что ты тогда не любила его и сама провоцировала на разрыв отношений. Он однажды признался мне, что всегда любил тебя и боялся, что ты разведёшься с ним, – тихо произнесла Зоя.
– Внешне так и выглядело. К тому времени я научилась скрывать свои эмоции. Но у меня перед глазами никогда не было достойного примера семейной жизни, взаимоотношений супругов в трудных ситуациях. Меня воспитывала бабушка, которая овдовела, когда моему отцу было пять лет. Она постоянно твердила мне о женской гордости, независимости и самоутверждении. Движимая этой самой оскорблённой женской гордостью, я тогда сказала Радомиру много обидных слов, граничащих с оскорблениями. Словом, я всё сделала, чтобы он ушёл. Но пальцем не пошевелила, чтобы остановить его. А ведь он делал попытки поговорить со мной… В тот момент это было безуспешно.
Я была не способна на диалог и выглядела, словно ледяная статуя без чувств. А внутри меня бушевал шквал эмоций. После его ухода я вначале, действительно, ощущала себя жертвой. Мне хотелось, чтобы меня жалели, сочувствовали…Ах, смотрите, какая мужественная женщина! Муж бросил её с малолетним ребёнком, а она стоически переносит трудности! Ведь этот героический образ лучше, чем печать неудачницы, не способной на нормальные семейные отношения. Я даже рассорилась с лучшей подругой Оксаной, заподозрив её в сочувствии к Радомиру. Я пыталась доказать всему миру свою правоту и ангельскую невинность. Я – белая, он – чёрный и точка! Но когда спесь сошла с меня, наступило отрезвление. Внутри меня стала происходить трансформация.