Как бы меня ни воротило, но посмотреть, что в телегах есть полезного, стоит. Для борьбы за жизнь подойдут любые средства. Так что страхи прочь — и вперед.

Посидела, набираясь храбрости, затем решительно поднялась и направилась обратно к поляне.

Лишний раз не глядя по сторонам, подошла к первой телеге, ко второй, но ничего для себя не нашла. И только в третьей увидела большой мешок. Там обнаружилась чистая мужская одежда, а также спрятанные среди вороха тряпок монеты: две золотые, с десяток серебряных и несколько медных.

Обрадовавшись находке, быстро надела тонкие подштанники, сверху — кожаные брюки, накинула цветастую льняную рубашку и под цвет брюк кожаный жилет. Конечно, все на мне висело, но это в любом случае гораздо лучше, чем платье без нижнего белья. В довершение образа убрала слишком приметные светлые волосы под шапку и вымазала землей лицо, чтобы не светить нежной девичьей кожей.

Сапоги пришлось снять с юноши, лежащего недалеко от телеги. Как бы ни брезговала, но тут уж никуда не денешься. Во время Великой Отечественной, как рассказывал дед, солдаты поступали так же. Живому нужнее.

Я уже натягивала второй сапог, как неожиданно шею сзади обдало теплым воздухом, и нечто уткнулось в волосы. В страхе вскочила и заверещала на весь лес, а от меня отпрыгнул жеребец черной масти, глядя с какой-то обидой.

Переведя дыхание, подошла к нему и погладила, извиняясь за то, что напугала. Хотя сама наверняка испугалась больше: сердце отчаянно билось о грудную клетку, готовое вырваться наружу. А ведь минуту назад, когда я осознала, что кто-то стоит за моей спиной, оно, казалось, просто провалилось в пятки, резко и с грохотом.

Коню я обрадовалась: можно продолжить путь верхом. Но жеребец был расседлан, а седлать я не умела, да и, честно сказать, верхом отродясь не ездила.

Оглядевшись, увидела стоявшую в сторонке телегу и с радостью потерла руки. Уж в этом-то я разбиралась. Запрягать лошадь в телегу меня научил еще в детстве деда Леня. В итоге через час я отправилась в дорогу на теперь уже своей телеге.

Жеребец шел неспешно, и я успела задремать. Проснулась от шума. Сердце в очередной раз часто и гулко забилось. Меня догонял обоз, который я так ждала, пока шла пешком.

Главный возчик притормозил и обратился ко мне:

— Ты куда едешь, малец?

— Туда, — махнула я рукой, даже не представляя, где здесь что находится.

— До Громызи или дальше?

— Еще не определился, дядечка. Родители померли, а в деревне народу мало, работы нет. Вот, пришлось уехать.

— Давай с нами. Чего одному-то? На дорогах неспокойно, перевертыши балуют. Видел, что с караваном Милохи сделали? Всех подчистую порешили.

— Нет, не видел. Может, я то место раньше проехал?

— Повезло тебе, парень, что не попал перевертышам под горячую руку. Ну как, присоединишься? Если собираешься с нами питаться, то сдай пять миданов. И зови меня дядькой Амиром.

Я вынула из кармана пять монет, отдала их старшему обоза и пристроилась за последней, десятой, телегой. Кони в обозе были приручены идти друг за другом, и следить за моим жеребцом не требовалось, поэтому я собралась немного поспать. Откинулась на спину. И тут в поясницу что-то уперлось. Пришлось сесть и осмотреть телегу. На поляне-то она в стороне стояла, до нее очередь и не дошла. Вспомнив это, я принялась шарить в поисках полезных предметов.

Отыскала мешок с кормом для лошади, два узелка и кожаный баул. С него-то я и начала осмотр. Там находились продукты: несколько кусков вяленого мяса, сыр, каравай хлеба и крупа, которую я видела впервые. Дальше принялась за узелки. В том, что побольше, лежали женские вещи, и все, к моей радости, новые. Видимо, хозяин телеги вез их или жене, или дочери в подарок. Во втором узелке обнаружилось несколько мужских рубашек и штанов, но по-настоящему интересной находкой оказался ларец, его-то угол и уперся мне в спину.