– Нет. Это слишком большая сумма, мне будет перед тобой неудобно. Родственники ладно, за долгую жизнь близкие люди столько друг у друга выпивают крови, что занять денег – не самая большая компенсация. Но ты – другое дело.

– У нас в России, если тебе от души предлагают помочь, отказываться нельзя, это оскорбление, – на ходу сочинил Огневский. – Я всегда уважал китайские обычаи, а сейчас прошу вас уважать русские.

Старик потер подбородок, посмотрел на Андрея, видимо, хотел снова пожаловаться на дикость, но промолчал.

– Когда вам нужно платить? – спросил Огневский. – Здесь рядом должно быть отделение банка, я сниму со счета.

– Спасибо, – вздохнул старик. – Это очень серьезная помощь… – Ван смотрел в сторону и убрал руки со стола.

Эй, да он смущается!

– Я сильно не люблю быть в долгу, – продолжил китаец. – Но сейчас… у меня и правда нет особого выбора. Родственники ведь тоже все отнюдь не богачи, а время поджимает… Если не заплатить деньги сегодня вечером, на следующий день цена возрастет до пятнадцати тысяч.

– Э… – удивился Андрей. – Вы что, попали на счетчик к бандитам?

Он не знал, как это правильно перевести на английский, сказал дословно “get on a counter”, но Ван понял его, кивнул.

– Я не думал, что вы имеете дело с криминальным миром…

– Не я, моя внучка, – вздохнул Ван. – Ее зовут Аньтин, ей семнадцать лет. Сирота, дочь моего бедного сына.

Огневский знал, что Ван-младший с женой погибли после какой-то криминальной истории лет пятнадцать назад. Старик не любил распространяться на эту тему, но Огневский догадывался, что именно после этого Ван-старший увлекся глубоким искусством боли.

– Она… специфический ребенок, – продолжал старик. – Диковатая, бунтует против всего на свете. Очень увлекается хоу-шу.

– Э… «Обезьянье искусство»? – перевел Андрей.

Ван пояснил:

– Это наука о том, как быстро двигаться в городе, лазать по стенам, прыгать… На нее пошла дурацкая мода среди молодых в последние несколько лет.

– Паркур? – с интересом переспросил Огневский.

– Чего? – не понял китаец. – Это по-русски?

– По-французски, кажется, – ответил Огневский. – Извините, продолжайте.

– Позавчера я увидел у нее в комнате какой-то прибор, серый прямоугольник с парой лампочек. Ань-ань отказалась рассказывать, откуда это, мы поругались… А следующим вечером ко мне явился один из членов местной ячейки «16К».

– Ого!.. – не удержался Андрей.

«16К» – одна из крупнейших триад Китая, да и всего мира, ее ячейки работают от Калифорнии до Приморского края. В Гонконге эти братки «держат» немалую часть города.

– Оказалось, – продолжил Ван, – что тот прибор – какой-то передатчик, недавно украденный с коммуникационной антенны. Он принадлежит компании, которая у триады под покровительством.

– Ничего себе, – впечатлился Огневский. – Ваша внучка… занимается кражей оборудования?

– Не совсем, – вздохнул Ван. – У них есть в интернете группа, для таких же сумасшедших, как она. Субкультура, так это называют, кажется? Ты не поверишь, но у них так модно – забраться на какую-нибудь высокую башню, отвинтить деталь с самого верха и сфотографироваться с ней внизу, как доказательство, что ты это сделал. Молодежь сошла с ума из-за этих соцсетей – мало того что совершают кражу, так еще и хвастаются, публикуют фото!

– Но ведь сообщество, наверно, закрытое? – уточнил Огневский. – Фото увидят только его члены.

– Я не разбираюсь в таких вещах… – отмахнулся учитель. – В общем, триада хватилась прибора, и кто-то сообщил им, показал фото внучки.

Андрей понимающе кивнул. Это серьезный косяк, по меркам криминального мира в любой стране.