– Убил. Ой, мамочка милая, убил тебя, ирод проклятый.

И так через сопли и вой сиреной; «Мамочка… . Убил …». Это же, что за зараза, помереть сама не может, обязательно кого нибудь подставить надо. Схватил ведро воды, что в углу на бочке стояло, да на обоих и вывернул. Сирена заткнулась, а тещу аж подкинуло. Мокрая, страшная – кикимора кикиморой и туда же; – Убил!

Плюнул, схватил рюкзак и к соседу. Отдал ему пушнину, затоварился, за жизнь потрещал и снова в тайгу. Правда, в поселок регулярно наведывался. Приватизация – прихватизация. Я в артель золотишко намытое сдал. Они меня задним числом оформили и по самой высшей ставке трудодни провели. Они не в обиде, мне наличкой выдали. Помнишь чеки «Россия», вместо денег выдавали. Хохлы рванули ни ридну – самостийну, квартиры за бесценок сдавали. Я в город и перебрался. Семейство тоже вслед за мной. А в тайгу хожу. Как крошка надоест, так я на недельку в санаторий на южный берег Алдана.

Грешно смеяться над чужим горем, но я не удержался от вполне естественного вопроса-

– А теща то, что?

– Что? Что? Сглаз долой – из сердца вон. Правда в тихушку попробовала приезжать. Я на работе а сорок километров не расстояние. автобус портовской каждый час. Моя ей и ключи дала от квартиры. Однажды с машиной во дворе вожусь, свою с работы дожидаюсь. Не сказал ей что в отгуле, а она задерживается. Смотрю, теща нарисовалась и прямиком в подъезд. Дверь открыла и в квартиру. Ну, лярвы. Сказал же, что бы ее ноги на пороге не было. Закурил, а тут девчушка бежит. Уговорил ее за «Сникерс» позвонить ментам и сказать, что в тридцатую квартиру забралась воровка. Минут через пять прилетели с мигалками. Минут через десять я домой зашел. А там тещу допрашивают.

–Вы кто?

Молоденький лейтенантик на меня глаз прищурил и палец, как ствол пистолета наставил.

– Хозяин, живу я здесь.

Достал из стенки паспорт, смотрите. Вот он я. Морда моя и прописка на месте.

– Женщина Вам знакома? – Лейтенант сбавил тон.

– Не знаю и знать не хочу.

– Проверьте, ничего не пропало.

Загрузили они ее в багажник «козла» и увезли для выяснения личности. Только увезли, моя на порог. Я её быстро – быстро в машину и в лес, за грибами. До самого вечера ползуниху собирали. Тещу до вечера продержали. Пока дозвонились, пока тесть приехал. Опознал, забрал.

На завтра моя в рев.

– Маму в тюрьму? К ворам, к бичам?

– Ну, кому мама, а кому теща. Что-то ты не очень переживала, когда родного мужа к пьяницам, к проституткам, мать твоя, спровадила.

Ну моя дурнинда сразу переключилась на другое.

– К каким проституткам?

Ну и понеслось; я и бабник и эгоист и прочая и прочая. Про маму уже забыла. Она то забыла, а теща на всю оставшуюся жизнь запомнила. В город вслед за нами перебралась, и глаз не кажет. Меня на улице увидит, на другую сторону перебегает. Чует стерва, я за неё живую добровольно срок оттянул, а за мертвую – за честь почту. Да по нынешним временам суд присяжных оправдает, а если у прокурора тещу грохну (у него еще стервознее), так и грамоту от губернатора дадут.

Утренним инеем похрустывала под ногами трава. Потускнели в утреннем свете угли. Два котелка братались над костром, готовились вскипеть. Пролетела последняя в этом году осенняя ночь. Вроде бы, что такое неделя? Но сентябрь в Сибири – есть сентябрь, еще пару дней и полетят белые мухи. Разойдутся сегодня наши тропы и заметет их снегами. А город – это город, пробежишь по улице в морозном тумане мимо знакомого и узнаешь его; в пыжиковой шапке, китайском пуховике и мохеровом шарфе по самые ноздри. И привет не передашь через его тещу. Она меня очень любит, ну прямо, как бацилла – антибиотик. Вот только бежать нам друг от друга некуда. Работа есть работа.