– Договорились?

– Договорились. Через три дня я обратно. На этом же месте.

– Здорово. Я уже заждался, думал восвояси уходить.

– А, «будь проклят, тот час, когда я сел за баранку этого пылесоса». Резина старая, три раза переобувался. Дорога вдрызг, на Пуп едва поднялся. Парил, как паровоз. Этот примус на запчасти давно пора. Механик обещал КАМАЗ, так я столько не пью, что бы его другом быть.

Притоптывая ногами, разминая затекшую спину, спешил выговориться уставший от дороги, очумевший от жары и гула мотора водила.

– Закуривай.

Последние бычки я выпотрошил на зимовье недели полторы назад. От пары затяжек голова закружилась, затошнило.

–Запей.

Водила успел у моего костерка сгоношить пикничок. Наломал колбасы. Достал из берестяного туеса и ободрал крупного хариуса. Водка заманчиво булькала из бутылки в стакан.

– Держи. Знатный посол.

Он вкусно закусывал хариусом, стягивая крепкими зубами жирную спинку от головы к хвосту.

–Давай. За знакомство.

Зубы, привыкшие к сухарям, аж кляцнули. Больно мягок и вкусен хлеб пекут в Большой Ихтыми. Вроде, что такое поллитра на двух мужиков? С непривычки Шурика подразвезло и он поведал Петру свою историю.

Обмен совершили к обоюдному удовольствию. Договорились о новой встрече. КРАЗ натужно ревя, попылил по трассе на юг, а я также натужно пыхтя поволок тяжелый рюкзак вдоль ключа в гору.

Так и повелось. Натуральный обмен был выгоден обоим, возможно Петру чуть больше, мне деваться некуда – зима на носу. Нужна обувка, порох есть, так пыжи кончились. А главное Петр передавал все новости. Тещу похоронили, крошка она и есть крошка, какому петуху не лень, тот и клюнет. Я же во всесоюзном розыске, местным ментам не досуг искать. В стране бардак. Новое мышленье – полная бессмыслица. Зарплату тысячными купюрами выдают, но бутылка полтысячи стоит. Что-то еще мне заливал про ваучеры, про чеки, что в банках денег нет. А мне до лампочки.

Горела тайга в Приамурье. Осенний ветер нес сизую гарь, вместе с ней кочевало с юга на север зверье. Соболя кормились на поселковские помойках, медведи дрались за берлоги, как люди из-за квартир. Кому горе, а кому радость несказанная. Я добывал, Петро сбывал. Товарный обмен. Что сколько стоит давно запутался. Как у чукчей соболь шел за литр водки и блок сигарет, правда, плюс полмешка закуски. Сохатина и сокжои, зайцы и белки кочевали из тайги в объемном кузове КРАЗа. Затем КрАЗ сменился КАМАЗом, аппетиты у Петра возросли.

–Не вздумай на трассу высовываться к другим. Менты взбесились. Бардак в стране и как всегда амнистия за амнистией. Урок развелось, как собак нерезаных. Места освободились, так они теперь за самую малость по пределу дают. Сиди и не рыпайся. Упекут, куда Макар телят не гонял по полной программе.

– А куда мне было рыпаться. Зимовье новое скатал. Неказистое получилось, но теплое, да и весна не за горами. Так и встретил ее красу. А лето сам говоришь короткое. Лето короткое – дни длинные. Набрел на ключик, а в нем таракашки. Тяжелые. В охотку, вспомнил, как дед меня учил золотишко мыть. Только Петру про него ни слова. Тот меня по осени оглоушил известием про путч. «В Москве танки по Белому дому стреляют, президента захватили. Революция.» А ну их всех с этой революцией. Еще зиму я перезимовал. А по весне Петька запропал. Неделю караулил его на трассе. Потом тормознул другую машину. Сожгли Петра вместе с машиной. Кто? За что? Мутный, оказывается, мужик был. Это все – по словам водителя. Посидели покурили. Он дальше покатил, а я к себе в берлогу. И до того муторно от жизни такой стало. Невтерпеж. Как сохатый в гон готов землю копытами рыть, рога об сосны сбивать. Можно убежать от суда, от людей. От суда божьего, от себя куда убежишь? По ночам то жена, то теща убиенная снятся. Обе к себе манят; одна телом сдобным, да лаской жаркой, другая – пальцем костлявым в могильный холод. Встану, подброшу дровишек, а самому невмоготу. Прибрался в зимовье, что ценное в схорон убрал, пушнину в рюкзак и на трассу. Поселок весельем встретил. Последний раз наверное Первое мая с таким размахом отмечали. Иду, словно чужой. Все при параде, а от меня тайгой за версту – псы с цепей срываются. К дому подошел, калитка скрипит ножом по сердцу. Дверь в дом толкнул, музыка орет; «Наш паровоз вперед летит», а на кухне … теща посудой гремит. Мать – перемать. Стукнул кулаком об косяк, остолбенеела она, глаза выпучила.. Бзинь – звинец, осколки от тарелки. За что же я себя на два года без права переписки. А теща зенки закатила и в тот же угол – брык. Крошка из зала выскочила, упала перед тещей на колени и в рев.