Сдунув с неё пыль, так же как один известный киношный герой сдувал её с зачётки, я присел на диван и принялся осторожно переворачивать страницы, ощущая себя археологом, откопавшим артефакт.

На жёлтых страницах были детские рисунки. Или художества не умеющего рисовать человека: толстый мальчик, похожий на круг с головой и конечностями, убивал ножом худых парней. Крови, нарисованной красной ручкой, там было на весь лист. Под рисунком была подпись: «Так им и надо».

На следующей странице художник нарисовал девушку. Этот рисунок уже был создан старательно, однако губы незнакомки были как у рыбы; глаза раскосые; рыжие косички как после удара током. Очень напоминало Таньку с нашего класса. Рыжая, косоглазая, с толстыми губами. В красном неровном сердечке покоилась надпись: «Танька».

Я аж подпрыгнул. Откуда наша Танька в этой тетради?!

От неожиданности тетрадь выпала из моих рук. Шмякнулась под ноги и тут же раскрылась, с неимоверной скоростью перелистывая одну страницу за другой. На каждой из них теперь был один и тот же рисунок, меняющий свою позицию на каждом открываемом листе. Такое бывает, когда рисуешь на уголках тетрадных листочков человечка и пытаешься оживить его, создавая кустарный мультик быстрым переворачиванием страниц.

Так и здесь. Неуклюжие рисунки ожили. Толстый мальчик выбежал из школы. Его догнали трое худых. Повалили на землю и принялись скакать на его животе, как на батуте. Комната вдруг наполнилась жалобным визгом, от которого я вздрогнул и забрался с ногами на диван. Кричали из шкафа.

И я уже не обращал внимания на тетрадь, превратившуюся в киноленту. Я и без этого знал, чем всё закончится. Ведь это были «кадры» из прошлого! В пожелтевшей тетради, почти полностью разделившейся по страницам, как по экрану маленького телевизора, транслировался ужасный фрагмент из прошлого. Но это уже всё отошло на десятый план, когда шкаф стал трястись от происходящего внутри.

Я замер. Дверцы резко и шумно распахнулись, и в комнату, прямо из шкафа, вбежал сам Славик, рыдая в ладони, закрывающие лицо. Я поднялся на ноги и вжался в стену. Славик пробежал от угла до угла, потом замер около дивана. Его руки опустились, и я увидел его раздувшееся синее лицо с вытаращенными глазами. Славик, что почти за двадцать лет так и остался в теле толстого мальчика в мешковатом свитере, смотрел мне прямо в глаза и что-то говорил. И он произносил наверняка внятную речь, которую я совершенно не слышал. Он размахивался руками, топал ногами и вроде даже кричал, но всё это было словно не здесь, не в этом мире.

Я не шевелился. Моё тело онемело от ужаса до такого состояния, что кончики пальцев покалывали. А потом Славка исчез. Я не уловил, как это произошло, но не так, как при монтаже в фильмах. Для его исчезновения хватило одного моргания, и синий, одутловатый мальчик просто пропал. Моё тело сползло на диван. Только сейчас я понял, что пиво уже давно предательски покинуло меня естественным для него способом. На улице уже посветлело. Я отзвонился на работу и сказал, что заболел.

***

Значит я уже как три дня живу в квартире родителей Славика? Спустя десятилетия, случай с унижением одноклассника вернулся ко мне. И не просто вернулся, а засунул меня в самое логово тревожных воспоминаний . Квартира была словно мозг , помнящий случившееся, и затаивший на долгие годы обиду. Мозг шизофреника . Или обиженого мальчика .И видимо квартира вспоминала всё что в ней происходило за годы жизни Славика с его родителями , которых я никогда и не видел.

В принципе, я и не забывал о случившемся никогда. Повзрослев и получив тумаков от людей сильнее меня, я однажды вспомнил о Славике. Я понял, как это больно – быть избитым толпой, без шансов дать сдачи. Однажды, проходя мимо школы, в которой учился сам, я увидел, как двое парней мутузят одного хиленького пацанёнка. Отогнав хулиганов от беззащитного мальчика, я вдруг укорил взрослых в том, что вот так, проходя мимо дерущихся детей много лет назад, они не сделали то же самое. А может, и не было никого? А Пётр с Юрием? Почему они сняли именно эту квартиру? А потом… Потом они умерли!