Коля негромко постучал в дверь Антоныча, раз, второй, третий – тишина! Слух у Николая отличный и он прекрасно слышал: колдун и ведьма не спят, – из-за плотных дверей доносится возня, кряхтенья, стоны… постучал громче. Наконец, дверь отворилась, на улицу буквально вывалился замученный колдун, да без одежды… так, полотенцем обвисшее хозяйство обмотал. Рыжевойтов набросился словесно на незваного гостя:

– Пакостник, чего ночами шляешься по хатам?! Как дам сейчас тростью! – погрозил Антоныч пустой рукой, в которой ни клюки, ни иного предмета не имелось, – или случилось чего?

Серебрянцев растерялся от «тёплого» приёма, он ожидал, что колдун в курсе событий.

– Да я… я это… как его… вас не предупреждали?

– Кто меня должен был предупредить? – строже сделал и без того грозный тон колдун.

– Князь…

– Ты перепил?! Какой князь? Их в семнадцатом году отменили…

Антоныч, заметив, что переборщил и Серебрянцев сейчас «растает» от растерянности и стыда, засмеялся:

– Шучу я! Кхе-кхе! Конечно, Великий князь дал знать о тебе! Ты, парень, привыкай, чувство юмора – это первое дело для колдуна! Без юмора ты людей располагать к себе ни в жисть не сможешь! Ладно, проходи, чего в дверях стоять? Люди ночью в станице хоть и бояться выходить, да мало ли? Подслушает кто… проходи, проходи.

– Напугали вы меня! – положил руку на сердце Коля и, улыбнувшись, прошёл внутрь.

– А ты молодец, что пришёл! – закрыв двери прошептал на ухо Коле Рыжевойтов, – моя заезженная кобыла с ума сошла! Глупостей требует, говорит: «Я себя моложе чувствую! Давай, пень старый, пошалим!» Загоняла меня… у самой суставы на одной магии держатся, в морщинах утопнуть можно, а всё молодуху из себя строит, тьфу ты! – сплюнув, колдун обернулся на дверь: не услышала ли жена его нелестных слов? Вроде нет. Любит всё-таки Антоныч супругу, да и побаивается, в чём никогда не признается.

– Не понял? – свёл тонкие, чёрные и словно нарисованные фломастером брови Серебрянцев, – какими глупостями? Колдовством?

– Дурак! – констатировал Антоныч, – нет, сперва колдовством, ибо после восьмидесяти лет без него никак, а людские таблетки на меня не действуют, даже ваша пресловутая «Виагра», потому поколдовали сперва, а это бесследно в моём возрасте не проходит… потом за «глупости». За те глупости, чем молодые обычно ночами занимаются… не только ночами.

– А-а-а! – хлопнул себя широкому лбу Коля, – понял.

– То-то! – взял Антоныч из тумбочки трубку из человеческой кости и принялся её набивать, – потому молодец, что пришёл и отвлёк, ты не спеши! Подольше со мной посиди.

– Я бы рад, Василий Антонович, да боюсь, тёть Света проснётся, обнаружит, что меня нет… дверь-то на крючок закрывается, всё же, начнёт звать, я не отзовусь! Без того еле сбежал из избы.

Старик закурил самосад, наполнив гостиную приторной вонью самодельного и бог (скорее Диавол) пойми, чем смешанного табака.

– Это не горе! – замотал колдун спичкой, которая не хотела гаснуть, – дам тебе порошок особый, научу им пользоваться, морок на людей наведёшь такой, что до рассвета из пушки не поднимешь. С ним легко сможешь ночами избу покидать, делать его незазорно, но я не люблю с травами возится лишний раз, жена моя тебе покажет, как наводить, что собирать, заодно для практики полезно.

– Спасибо! – обрадовался Серебрянцев, что проблема покидания избы ночью практически решена.

– Рассказывай, что стряслось? Чую, не за едиными уроками по колдовству ты припёрся.

– Ваша правда… у Оли… ой, теперь Лизы! Сколько имён у неё… короче, у неё силы пробудились, сегодня глазами чуть не раздавила меня, в прямом смысле!