***

Едва перебирая ногами, Пайтор двигался, поддерживаемый Григом. У него было такое ощущение, будто он пережил тяжёлую хмельную ночь, а теперь его вдруг растолкали и заставляют куда-то идти. Голова болела и в ней стоял шум, вокруг всё плыло, а ноги так и норовили подвернуться.

Сознание его походило сейчас на пламя догоревшей свечки. Оно едва цеплялось за фитилёк, трепетало и отчаянно чадило, грозя в любой момент угаснуть навеки. Юноша сейчас вообще плохо осознавал происходящее. Ему казалось, что он движется по какому-то бесконечному чёрному тоннелю, уходящему прямиком в Хаос.

– Расступись, бестолочи! – рявкал Григ на толпящихся впереди рудокопов, которые, как и он сам, были не в пример бодрее волшебника и сейчас рвались навстречу свободе. – Пропустите мессира, штольные крысы! Вы видите, совсем худо человеку!

Сейчас он уже не боялся этих людей и без трепета угощал их тумаками и пинками. И те понимали, что вместе с дырой в своде к ним вновь вернулась власть надсмотрщика, а потому смиренно терпели всё это и действительно пытались разойтись в стороны, дав пройти сперва благородному господину.

Отверстие было диаметром немногим больше полутора футов, хотя кое-где продолжало обваливаться и осыпаться. Выбраться через него самостоятельно было нельзя, а потому сверху спустили верёвку с петлёй, в которую, разумеется, первым нужно было просунуть полубесчувственное туловище мага.

Привыкшим к кромешной темноте глазам спасённых казалось, что с небес на них льётся сноп яркого света, хотя на самом деле снаружи была уже почти ночь, а свет магических светляков затмевался спинами склонившихся к проходу людей. Поэтому они без труда схватили верёвку и с большой сноровкой аккуратно привязали Пайтора так, чтобы по возможности не причинить ему травм при подъёме.

– Тяните! – крикнул Григ, и тело юноши толчком поднялось над землёй.

Сам Пайтор лишь начинал понемногу приходить в себя, вдыхая наконец свежий воздух, струившийся сверху вперемешку со светом. Он почувствовал, как чьи-то руки перехватили его за подмышки и бережно потянули вверх, сквозь небольшую дыру в земле. Почему-то ему показалось, что это очень похоже на рождение ребёнка из лона матери, и этот момент, словно какое-то озарение, засел в его мозгу. В тот момент юноше показалось, что он открыл вдруг нечто важное, сакральное, и притом – донельзя тайное о сущности этого мира. Впрочем, позднее он, как ни пытался, не мог вспомнить – что же такое явилось ему в тот момент.

А тем временем он уже оказался на поверхности, но всё ещё на дне глубокой ямы. Безвольно запрокинув голову, он увидел бесконечно далеко вверху какие-то огни и чьи-то фигуры. Его продолжали поднимать туда при помощи верёвки, которая весьма больно впивалась в тело, однако сейчас Пайтор почти не ощущал этой боли.

И вот он оказался уже на уровне земли, и множество чьих-то рук тут же ухватили его – грязного, измазанного глиной. Его потянули к краю ямы – верёвка была перекинута через натянутый над ней блок. Наконец юноша оказался лежащим на земле. С него стащили верёвку, чтобы опустить её вниз для извлечения следующего, и чьи-то милосердные руки приложили к губам горлышко бурдюка.

Пайтор машинально начал пить – жадно, едва не захлёбываясь. Казалось, он никогда не сможет напиться, но те же руки, что сперва дали ему воду, теперь отняли её, вероятно решив, что для первого раза пока будет вполне достаточно. Кашляя и давясь остатками влаги в пересохшей как следует глотке, юноша наконец стал подавать признаки жизни и пытаться приподняться на руках.

– Дружище! Наконец-то! – услыхал он далёкий голос, и в поле его зрения возникло чуть размытое знакомое лицо Палланта.