Итак, противник был сбит с позиции. Выяснилось, что заводик по производству самогонки удерживала всего одна рота 41-го резервного пехотного полка. Потери атаковавших, однако, оказались существенными. Правда, в Нежинском полку был ранен лишь один офицер, корнет Николай Крыжановский (да и тот легко), но среди нижних чинов было трое убитых и до десяти раненых (один скончался на следующий день, трое остались в строю). Штандартного унтер-офицера и запевалу хора в 4 эскадроне, Павла Гончара, пуля в сердце сразила наповал. Всех убитых и раненых (а их оказалось более пятидесяти) подобрали. Начальство было очень недовольно задержкой и большими потерями. За день отряду вновь удалось пройти всего около 40 верст. Вместо того чтобы срочно отправить раненых в тыл, решено было везти их дальше с собой. Очевидно, возникли опасения, что хунхузы попытаются напасть на транспорт с ранеными. Отряжать же для его сопровождения большие силы – значило ослабить основной отряд. Решение спорное. Поскольку колонны двигались очень медленно, конное охранение вполне могло доставить пострадавших до ближайшего безопасного места и успеть догнать отряд. А так получилось, что далеко не все раненые смогли перенести долгий путь.
Об изначально непродуманном и очень медленном продвижении к намеченной цели барон К. Г. Э. Маннергейм впоследствии в «Мемуарах» высказался так:
«Важная наступательная операция протекала очень вяло. Мищенко придерживал основные силы для подавления незначительных укреплений противника, вместо того чтобы направлять туда небольшие войсковые соединения, а крупные кавалерийские части бросить против Инкоу. На всё это ушло очень много времени…»
Вечером 28 февраля начальник отряда издал приказ, в котором был и такой пункт:
«…6) Разъездам, особенно фланговым, не ввязываться в перестрелку с противником, а задаваться лишь целями разведки и донесений».
В полночь было отдано еще одно приказание:
«…всячески избегать лобовых атак, особенно в конном строю, противника, засевшего за валами или деревнями; в этом случае надлежит, держась вне прицельных выстрелов, окружить деревню лавою, угрожая пути отступления неприятеля. При упорстве его – обстрелять деревню (вал) одним, двумя взводами артиллерии. Снаряды беречь – будут нужны. Атаковать противника на чистом месте, пехоту обязательно лавою».
В тот день, 28 декабря, от отряда были направлены четыре сотни охотников (две от Донцев и Кавказцев и две от Урало-Забайкальцев) для порчи железнодорожных путей в районе города Хайчена. Мосты найти и подорвать не удалось. Разрушили телеграф и железнодорожные пути. Подрывники пустили под откос паровоз с вагонами. А отправленный в 3 часа ночи к станции Ташичао (Дашичао) отряд драгун под командой поручика Дударова вообще заплутал в глубоких канавах и вынужден был повернуть назад. Военные аналитики впоследствии сочли этот эпизод провалом. Не вдаваясь в подробности,
К. Г. Э. Маннергейм в своих «Мемуарах» лишь в общих чертах коснулся этой неудачной попытки надолго прервать железнодорожное сообщение:
«Показательным было и то, каким образом генерал Мищенко планировал взорвать железную дорогу в Маньчжурии где-нибудь к северу от Порт-Артура. Я вызвался выполнить эту операцию, но ее доверили выполнить другому, более молодому офицеру. Поскольку командование знало, что генерал Ноги передвигается на север, то на такую операцию необходимо было обратить больше внимания, чем на захват Инкоу, и сосредоточить для нее значительные силы. Вместо этого были поспешно собраны шесть слабых эскадронов из различных полков, и это временное формирование отправили взрывать важнейший на данном этапе военных действий железнодорожный мост! Произошло то, что и должно было произойти, – попытка провалилась».