Возле двери в офис собрался весь маленький коллектив. Анжела, которая, похоже, вот-вот разревется, крайне возбужденный Вадик, мрачный Борис. Эрик сидит на подоконнике и невозмутимо беседует с кем-то по своему навороченному мобильнику. Еще парочка мужиков отталкивающей наружности пасется в непосредственной близости. Прямо перед дверью — взбешенный арендодатель, который всегда выглядел таким любезным и приветливым. Борис пытается ему что-то объяснить:

— Поймите, Владимир Сергеевич сейчас за границей, я не могу с ним связаться. К чему такая спешка, мы ведь всегда аккуратно платили?!

Дело это абсолютно безнадежное, аргументы Бориса разбиваются о гранитные скалы непонимания… Появляется еще один незнакомец в сопровождении следующей партии мрачных широкоплечих личностей. Оказывается, у ВС поднакопились изрядные долги.

******

Ближе к обеду нас все-таки запускают в офис и великодушно позволяют забрать личные вещи. А какие там, собственно, личные вещи? У меня пара блокнотов да запасные французские туфельки — натуральная кожа, бархатные бантики, довольно удобная колодка. Когда теперь я смогу покупать себе обновки? У Анжелы — стратегические запасы сахара и заварки, плюс кое-какая чайная посуда. Предусмотрительный Эрик свое имущество еще раньше прихватил домой. Вот у Вадика действительно стол набит всяким барахлом, которое мы долго сортируем и распихиваем по пакетам. Борис оживленно препирается с пришельцами, и в конечном итоге ему удается заполучить большую часть документов из своего маленького сейфа. Борису не позавидуешь: он же до такой степени ответственный и пунктуальный, не то, что остальные… Эрик продолжает беседу с невидимым собеседником, обещает уже завтра выйти на новое место. Везет же некоторым, заранее успел приглядеть себе очередного работодателя. А что ждет нас в разгар кризиса? Не пропадем как-нибудь или?.. Может, все и к лучшему? Так сказать, старт новой карьеры? Помнится, когда-то мы с Вадиком мечтали о собственном дизайнерском бюро… Остается только излучать оптимизм и невозмутимость и перебирать в уме разнообразные утопические прожекты.

Мебель, два компьютера, даже электрический чайник и вентилятор остаются в качестве какого-то там обеспечения. Лучше бы все это продали, чтобы обеспечить нам выходное пособие. Однако на Трудовой кодекс не стоит рассчитывать, пусть Борис и говорит, что надежда умирает самой последней. Вадик успевает позвонить трем художникам, чьи картины еще хранятся в офисе, чтобы приехали их забрать. Сладкий тропический шедевр Кривоухова так и остался невостребованным. Вероятно, из-за того, что висит на самом видном месте и как-то уже слился с привычной обстановкой, стал ее неотъемлемой частью. Поэтому на данный шедевр никто, кроме Надежды Викторовны не обращал внимания. Можно было бы напоследок впарить ей этот давно облюбованный шедевр, а полученные комиссионные использовать хоть на оплату общественного транспорта. Увы, на фирме Надежды Викторовны тоже сейчас крупные неприятности, бухгалтеру не до живописи и телесериалов. Так и живем… вернее, доживаем.

Уже оказавшись на крыльце вместе со своими пакетами, утраченными иллюзиями и разрушенными планами, долго не можем расстаться. Накатывает недоумение: почему это стряслось именно с нами? Навстречу попадаются клерки, возвращающиеся с обеда. У них пока есть работа, на которую они боятся опоздать. А мы теперь вольные птицы, покидающие суетливый муравейник.

— Я вас буду держать в курсе, если вдруг что, — неуверенно произносит Борис.

— Конечно. Увидимся еще, созвонимся.

******

В спальне темно и тихо. Глухая ночь унесла на время все проблемы и неразрешимые загадки, стерла драматичные краски и посторонние шумы. Потом она их обязательно вернет, да еще и с лихвой, можно не сомневаться. Но сейчас, когда смутный сон еще не сменился окончательным пробуждением, ночь на своих темных волнах уносит меня куда-то по ту сторону, баюкает и успокаивает. Хоть я и далеко сейчас, однако не покидаю пределов спальни. Часовая стрелка приближается к трем. На соседней подушке, отвернувшись от меня, крепко спит любовник. Почему я так редко называю его по имени? Вернее, никак не называю. Потому, что собственное имя ему совершенно не идет? Или мне так кажется. Виталий… Красивое ведь имя. Просто уменьшительное к нему сложновато подобрать да и не хочется. Ветер раздвигает ночные облака, луна высвобождается от их неряшливых обрывков, отчетливо освещает кровать. Я приподнимаюсь и застываю над спящим. Русые волосы, четкий профиль, чуть приподнятая бровь, длинные ресницы… Рихтер откидывает одеяло и поворачивается ко мне…