Музыка загрохотала в голове на самой высокой ноте, под яркий образ пластичных движений в живописных мельканиях огоньков дискошара.

Тааа-та-а-та-та-таа…. Тааа-та-та-тааа…

Последнее воспоминание снесло с Сурового налет флегматичного супергероя, и его челюсть рухнула вниз. Совершенно неприемлемое воспоминание, ни для одного лебедя или танцора. Краска прилила к загорелому лицу, он едва не взвыл, потому что понял, что не будет дожидаться на берегу, пока труп врага проплывет мимо. Он как истинный русский сходит за ним сам. Подпишет с Милой документ о неразглашении и закроет ту сектантскую избу-дрочильню, и эту секс-обитель-лечебницу зла для всех недужных и страждущих блаженств тоже, раз и навсегда!

Он может!

Он и не такие заведения закрывал.

– Считайте, это последний рабочий день, – произнес он замогильным тоном мумии, ощущая как сахарная сладость тянет не только подмышки, но и прочие причинные места. Именно в этот момент ему было совершенно не до душа, ибо душа требовала мести и немедленной капитуляции врага. А точнее врагини.

– Пройдёмте, – произнесла бесстрашная девушка, приглашая жестом в кабинет.

Суровый решительно двинулся вперед, поймал ее взгляд, обращенный ему за спину.

– Нас не беспокоить, – велела Мила строгим голосом, притаившимся сотрудникам. – Даже если будут слышны какие-нибудь звуки.

– Какие? – спросила застенчиво Глашенька, смугловатая жгучая шатенка, вероятно, решив, что лучше уточнить, чьи. – Ладно, если он будет громко стонать, а если вы?

– Любые, – ответила после некоторой паузы Мила, а затем добавила: – За исключением выстрелов. В этом случае можно.

Они вошли в кабинет, и она закрыла дверь на ключ.

Генерал грозно остановился.

– Что, рассматриваете обитель зла? – спросила девушка, кладя на стол примочку.

– Кто это вас так, – спросил Суровый для вежливости и для очистки совести.

– А вы разве не помните?

Нет, решительно не помнил, а то, что вспоминалось, хотелось тут же забыть, как страшный сон. В голове услужливо прозвучало «Тааа-та-а-та-та-таа…. Тааа-та-та-тааа»…, и он в ужасе сглотнул.

– Нет, это были не вы, – сообщила Мила.

Суровый выдохнул с огромным облегчением.

– Это ваша любовница.

Пять секунд он зависал, затем точно пес отряхнулся и, не веря услышанному, спросил:

– Кто-кто?

– Ваша Даша!

Он попросту отказывался верить. Но девушка так смотрела серьезно и настойчиво, что он подумал, может он еще не пришел в себя, и это все сон.

– Как это может быть? Этого быть не может!

– Правда? – Мила усмехнулась, затем села за рабочий стол, скрестив руки на груди. – А почему нет?

Он не знал, что ответить. Смотрел на нее, на полупустой стол, с аккуратными креслами для посетителей, на полки с фоторамками, где Мила снималась с какими-то людьми. Один с юношей, видимо парнем. На комод у окна наваленными папками, на диван у входа и на кушетку немного в стороне. Смотрел и не верил.

– Вчера в клубе у вас случился шок. А потом кто-то предложил вам напиток, и вы, взрослый человек, замахнули его не глядя. И, вероятно, после этого забыли обо всем. Может стоит поблагодарить Дашу?

Он сузил веки, сурово глядя из щелок на нее, как в прицел снайпера. После паузы все-таки сел в кресло, ожидая дальнейшего рассказа и игнорируя вопли кожи на спине, которая тянулась за сахарным воском, выдирая луковицы с корнем.

– Я вас слушаю, – произнес он, недрогнувшим голосом.

– Вы слышали когда-нибудь о фильме «Глубокая глотка»?

Веки стали у генерала ближе, глаза сверкнули недовольством.

Мила продолжила:

– Это очень старый фильм, рассказывающий о том, что…

– Я не смотрю подобную дешевку.

– Вообще-то это самый кассовый фильм за всю историю подобных лент. И вы зря думаете, что он только про секс. Я хочу рассказать вам о вашей любовнице.