Лука посмотрел на липу и почувствовал, как его сердце сжимается. Ему казалось, что корни шевелятся, медленно тянутся к его ногам, хотя это мог быть лишь обман зрения.

– Ты можешь уйти сейчас, – сказала Седмира. – Но если останешься, твои стихи станут бессмертными.

Она подошла ближе, почти касаясь его плеча, и её голос стал шёпотом:

– Вопрос лишь в том, готов ли ты писать кровью своего сердца?

Лука замер, чувствуя, как слова Седмиры проникают в его сознание. Ветер гулял между ветвями, шепча что-то на своём языке, и казалось, что весь парк замер в ожидании его ответа.

Он огляделся. Белград вдалеке сиял огнями, но здесь, в тени крепости, царила тишина, будто город принадлежал другому миру. Липа возвышалась над ним, её корни глубоко уходили в землю, а узловатые ветви словно тянулись к чему-то недостижимому.

– Я всегда знал, что слова требуют жертв, – наконец сказал он, глядя на Седмиру. – Но я не думал, что цена может быть такой высокой.

Она молчала, но её глаза блестели, как звёзды в безлунной ночи.

– Ты ведь сама знаешь, – продолжил Лука, – что поэт без своих строк – это просто оболочка. Что мне за жизнь, если мои слова не найдут отклика, если я исчезну, так ничего и не оставив?

Он задумался на мгновение, вспоминая свои старые стихи. Они были хорошими, но не великими. Ему всегда казалось, что чего-то не хватает – силы, глубины, той искры, которая могла бы прожечь душу читателя.

– Если я соглашусь, – сказал он, сжимая кулаки, – это действительно изменит моё творчество?

Седмира кивнула, не сводя с него своего загадочного взгляда.

– Ты станешь больше, чем просто поэтом, Лука. Ты станешь голосом, который будут слышать сквозь века. Но помни: это не дар. Это сделка.

Лука посмотрел на липу. Её силуэт тянулся ввысь, как неумолимая скрижаль, написанная самой природой. Он представил тех, кто стоял здесь до него: поэтов, художников, мечтателей. Они сделали свой выбор, и, возможно, их строки остались в сердцах людей.

– А что случится со мной? – спросил он, обернувшись к Седмире.

– Ты узнаешь это со временем, – ответила она. – Но разве это важно? Великие поэты всегда платят за своё бессмертие.

Слова прозвучали просто, но их смысл пронзил его. Лука знал, что выбор уже сделан. Он не мог уйти. Его душа жаждала той силы, которую обещала Седмира. Он сделал шаг вперёд, подходя к липе, и положил ладонь на её шершавый ствол.

– Хорошо, – сказал он, глядя в глаза Седмиры. – Я принимаю.

Седмира улыбнулась – лёгкой, таинственной улыбкой, в которой не было радости. Она подошла ближе и тихо произнесла:

– Тогда пиши, Лука. Пиши так, будто каждый стих – последний.

Её слова эхом отразились в его сознании, и в этот момент он почувствовал, как что-то меняется. Холод пробежал по его телу, словно липа впитала часть его сущности. В воздухе появился сладковатый запах, как будто в землю впиталась капля крови.

Седмира развернулась и начала уходить в туман, оставив Луку одного под древним деревом. Он остался стоять, чувствуя, что его судьба навсегда связана с этим местом.

Его сердце билось глухо, как барабан, но в голове уже начали складываться строки. Слова пришли внезапно, как поток, который он не мог остановить. Лука достал блокнот, и его рука сама потянулась к перу. Он писал, не замечая ни времени, ни холода, ни того, что под его пальцами чернила казались гуще и темнее, чем раньше.

***

Лука стоял у окна, глядя на город, тонущий в ночи. Его сердце было неспокойно, будто он ждал чего-то, что не мог объяснить. И когда на улице раздался лёгкий шорох, как звук листьев, скользящих по булыжникам, он сразу понял: это она.