– Вот-вот! – Протянул майор, уставившись в окно. – И убийца на это рассчитывал, что все заподозрят инсульт. Только покойный не страдал гипертонией.

– Да? – Удивлённо воскликнул я. – А откуда же тогда, по-вашему, взялся каптоприл? Не убийца ли его забыл на кухне, попивая чай после совершённого преступления? Потом он, наверное, и посуду помыл! А может нам просто подождать его возвращения за забытыми таблетками?

– А вот это я как раз хотел спросить у вас. Это не ваши ли таблетки? – Тихо произнёс Ермаков, резко переведя взгляд на меня.

От неожиданности я даже остановился и оторвался от своего ремня, с негодованием бросив:

– Нет, не мои. Слава Богу, с давлением у меня всё в порядке!

– Странно, – продолжил майор, деловито переворачивая свои бумаги на нужную страницу, – на вскрытой пачке таблеток каптоприла были обнаружены отпечатки только одного человека – ваши!

– Наверное, я их трогал, когда запирал пса в кухне.

– Зачем вам понадобилось их трогать, если вы пришли запереть собаку, если вы их не употребляете, и если ваш юрист был, с ваших слов, в это время уже мёртв? – Майор задал вопрос, на который я не смог ответить. Я и сам себе не мог внятно объяснить, зачем я прикасался к этим проклятым таблеткам. – Кстати, сейчас эксперты очень внимательно осматривают вашу машину. Будет лучше, если они там не найдут ничего стоящего! Так зачем вы прикасались к таблеткам?

– Не знаю. – Ответил я задумчиво, опускаясь на свой стул напротив майора. – Может, это любопытство. А может, я сделал это машинально, желая сам для себя, так сказать, подтвердить правильность своей же догадки об инсульте. На тот момент всё сходилось, и для меня всё было просто и ясно. Я вообще люблю, когда всё просто, ясно и понятно. Меня это успокаивает. Правда, жена считает это ненавязчивым проявлением паранойи.

– Да? – Удивился майор, сверля меня глазами, будто собираясь проткнуть меня своим едким колючим взглядом насквозь, заставив меня тут же пожалеть о сказанном. – И как же ей живётся с параноиком?

– Это она так шутит. Хорошо живётся. Вы, наверное, не совсем правильно истолковали мои слова. Точнее, это я неправильно донёс до вас смысл её слов. Короче, хватит об этом. Давайте вернёмся к нашим баранам. Итак, майор! Всё, что я вам рассказал – истина в последней инстанции! Всё было именно и точно так, как я рассказал. У вас есть все мои подробные показания и все мои данные. Можете всё это проверять, сколько вам заблагорассудится. Для меня смерть Николая Александровича – это большая личная потеря! Не говоря уже о работе. Я многим был ему обязан и само собой готов всячески помогать вам с раскрытием этого дела. Но подозревая меня в чём-то, вы попросту теряете своё и моё время, и даёте фору по времени настоящему убийце. Ищите его! Хотя я и не понимаю, кому могло прийти в голову убить моего юриста. Да и зачем? В чём смысл этого ужасного преступления? Кому старик мог помешать?

– Тому, кто снял винчестер с его компьютера и вырвал пятнадцать листов из его папки. – Злобно ответил Ермаков, растягивая слова, продолжая осуждающе сверлить меня глазами и вытаскивая из нагрудного кармана своей рубашки мой «Паркер». – Тому, кто в спешке потерял на месте преступления свою ручку.

– Послушайте, Леонид Оледьевич! – Я старательно выговорил редкое белорусское отчество майора, придвинувшись к столу и взглянув на часы «Картье» на своей левой руке. – Давайте говорить начистоту! Вы не выглядите новичком, готовым хвататься за любую соломинку для достижения нужного результата! Вы это знаете, и я это знаю. Мне что-то совсем не вериться, что вы допускаете мысль, будто я, направляясь на убийство Смирнова, никак не мог расстаться с таким заметным аксессуаром, как мой «Паркер». А потом ещё и не удосужился проверить свои карманы после этого всего, а потом ещё и сам заявил сержанту, что, дескать, где-то там, на месте преступления я выронил свою особенную ручку, которая выглядит так-то и так-то. Согласитесь, это же просто ерунда какая-то. Как моя ручка попала туда, где вы её нашли – это для меня загадка не меньшая, чем для вас. Этого я действительно объяснить пока не могу. Дело в том, что этот «Паркер» – единственный в своём роде. Таких больше нет. И он дорог мне, как память. Поэтому я всегда ношу его с собой. Если я в костюме, значит мой «Паркер» во внутреннем кармане. Это знают все, ну, или многие. Последний раз я пользовался им три дня назад, когда подписывал бумаги в банке. А на работе я пользуюсь обычными ручками, стоящими в стаканчике на столе. Это всё. Полагаю, что если вы найдёте того, кто стащил у меня мою ручку, вы найдёте и убийцу моего юриста. У вас ещё есть ко мне вопросы, или я могу быть свободен? Всё равно задерживать меня вам не за что: все улики против меня – косвенные, и любой судья вам это подтвердит. К тому же моё задержание ничего вам не даст и ничего не изменит.