– И вспомнить приятно! – улыбнулась женщина.

На вид ей было лет тридцать, впрочем, возраст земных женщин Снегин определял с трудом.

– Вот еще пример… – подхватил ее спутник.

Виктор тронул Мильштейна за плечо. Тот скинул его руку и буркнул:

– Не мешай!

Но Снегин проявил настойчивость:

– Что ты нашел в них? Обычная болтовня.

– Мне интересно, как устроена здешняя жизнь. Да и мужчина – любопытный субъект! Признаться, даме, что водил самого себя за нос, да еще обманывал других ради собственной праздности… – Он неожиданно переменил тему: – Даже не знаю, кто из нас свободнее.

Роман погладил пустой стакан и вопросительно посмотрел на Виктора. Тот улыбнулся.

– До сих пор не знаю, как обращаться. Что предпочтительнее ты или вы? Давайте договоримся так: я буду говорить вам «ты», когда в беседе участвуют другие люди. А сейчас, пожалуй, мне проще говорить вам – вы. Так вот. Несмотря на отсутствие слияния с носителем вы слишком быстро входите во вкус, мэтр, и, глядя на вас, я начинаю бояться, что адепт нам откажет!

– У нас в запасе есть один аргумент! – заметил Роман.

– И какой? – заинтересовался Снегин.

Мильштейн не ответил. И Снегин повторил выпивку в надежде, что спутник станет разговорчивее под воздействием градусов.

– Вы говорили о свободе, мэтр… – напомнил он. – В чем же здесь она состоит? В необязательности в отношении долга? Да разве в этом – свобода?

Роман, углубившись в себя, не ответил.

– Впрочем, – добавил Снегин, – в этом есть определенная смелость – признаться, что был нечестен в отношении долга! Ведь это вовсе не означает, что он не станет спасать жизнь, если ее должно будет спасать. Ибо в воинской игре самое главное – отвоевать право на жизнь для тех....

Снегин заметил, что Роман его не слушает. Играя полуопустевшим стаканом, он не отрывал взгляда от женщины, что сидела напротив «вояки». Виктор снова тронул его за плечо. Священник, вынырнув из своих глубин, ощутил в себе перемену, которая непостижимым образом превращала природного священника, (а он им и был), в уязвимое существо перед плотью. Метаморфоза, происшедшая с его носителем, оказалась ему по вкусу. Мэтр произвел тщательную интроспекцию: в теле бродили соки. Сделав глоток, он с упоением наблюдал, как тепло напитка разливается по возбужденному телу… телу – крепкому, отзывчивому… Он буквально споткнулся о пристальный взгляд Снегина, который естественно понял, почему так трудно священнику оторвать от незнакомки взгляд.

Снегин, словно опасаясь, что мэтр его перебьет, торопливо заговорил:

– Я тоже хочу остаться. Несмотря на мой обширный опыт, мне еще нигде не было так хорошо! Долг, предназначение… – Он сухо рассмеялся. – Да я готов послать все к черту, лишь бы прожить отмеренное мне время в роли обычного человека здесь на Земле, и.... – он тихо добавил: – возможно пошлю!

Виктор говорил с несвойственной ему горячностью, колорит местных реалий проник в его душу уже достаточно глубоко. Слияние вышло на славу!

Роман, несмотря на схожие желания, был ошеломлен, услышав подобное от дрона. Он и сам только что думал о предательстве, но никогда не признал бы этого вслух!

Он мелко затряс головой, повторяя за Снегиным глухим старческим голосом:

– И о долге, и о назначении, и, кстати, о том, где ты приобрел эту самую опытность, я не позволю тебе забыть! Ты и сам знаешь, что нельзя! Иначе, зачем… – священник замолчал, потеряв мысль от волнения.

– Вот именно, зачем!? – как эхо, повторил за ним Виктор. – А с голосом, мэтр, вы переиграли! Он не идет вам здесь. Не в интонациях мудрость, а в смыслах, да и старость не равна зрелости.