– Я в вертушке. Всё нормально. Заказывай билеты, – прохрипел он в трубку и вновь потерял сознание.

С юношеских лет голодного послевоенного детства до глубоких седин двухтысячных Павел Степанович лелеял сокровенную мечту. Бережно пронеся её сквозь годы, он ни разу никого не посвятил в свои тайные желания, ревностно охраняя от посторонних юношеские воображения, донёс их до третьего тысячелетия. Всё началось в соседней деревне, на заднем дворе сельской школы семилетки.

Уже здоровый парень-переросток, сюда он иногда ходил за знаниями с одной тетрадкой по всем предметам за голенищем кирзового сапога. Районное начальство и школьная администрация, стараясь идти в ногу с политическими ветрами в области и столице, подсуетилось, подчистив школьную библиотеку. На заднем дворе школы, возле мусорки у леса, оказались десятки книг вредных для молодых строителей коммунизма. Выйдя с такими же, как он, переростками-лоботрясами покурить за деревьями на большой перемене, а заодно посудачить о молоденьких учителках, заглядывавшихся на здоровых парней, взял из кучи книгу потолще на самокрутки и определил свою судьбу на век вперёд. Книга была уже без обложки – школьный завхоз, заядлый охотник, толстые картонные переплёты оборвал на пыжи. Все первые листы пошли на самокрутки. У него самосад, а у кого и махра в пачках. По очереди затягивались козьими ножками, сравнивали, чья ядрёнее, перемывали косточки учителям. Бумага тоже оказалась вкусной, почти газетной, и, тлея, не перебивала аромат табака. Книга, решили, очень хорошая, и тратить её надо экономно. Распоряжаться книгой как главному заводиле досталось Павлу. «Хватит до конца учебного года!» – пошутил он, взвешивая книгу на ладони.

Зазвенел звонок, зовя учеников на уроки, дотлели самокрутки, и все гурьбой не спеша двинулись в огромную избу, переделанную под школу. Павел остался, решив, что с него сегодня хватит, у него были другие планы. Вернее, планов никаких не было, ему казалось, что уже давно вырос из школьной парты. Не к лицу сидеть дылде среди мелких шкетов, одноклассников. Прогуливая занятия, учителям говорил, что дома по хозяйству много работы, помогал матери и отцу с сенокосом или ещё в чём. Дома же, вваливаясь поздно вечером в избу, объявлял, что задержался в школе на дополнительных занятиях. Сам же в компании таких же горе-учеников целыми днями пропадал в окрестных лесах. Вот здесь была настоящая жизнь, полная воля без строгого родительского присмотра. Фронт здесь стоял почти полтора года, прошёл дважды, и пацанам было чем заняться. Собирали оружие, потрошили немецкие блиндажи и землянки. Почудили вволю. Почти у каждого был свой «ТТ» либо парабеллум, автоматы почти не котировались. Один раз чуть не дали залп по школе из ротного немецкого миномёта. Настрой был серьёзный – из-за какой-то обиды на учительницу, но в последний момент здравый смысл восторжествовал, и мина с воем улетела в сторону болота. В деревне отдалённый взрыв расценили как запоздалое эхо войны – зверь на чём-то подорвался. Хотя правило действовало железное и клятву никто не нарушал. Из леса ничего не выносили и, вдоволь наигравшись, прятали в самые сокровенные места. А чего стоили костры с печёной картошкой, уха с дымком, самокрутки за разговорами. Где уж тут сидеть за партой с маломерками!

С толстой книгой под мышкой для начала решил подкараулить одну из молоденьких учителок, строившую ему глазки, у тропинки, ведущей к девичьему туалету, спрятанному за толстыми липами. Может, удастся назначить ей сегодня свидание, от этого и все дальнейшие планы. Ждать пришлось долго, девчонки бегали да всё не те. Заслышав шум шагов на тропинке, осторожно выглядывал из-за дерева. Прошло две перемены, а её всё не было. Да и книга уменьшилась на целых четыре листа. Бумага и впрямь была вкусной, никакого кашля. Поморщился, вспомнив, как отхаркивались после козьих ножек из глянцевых журналов и немецких листовок. От скуки открыл толстенную книгу наобум посредине – что же в ней такого, что им с сегодняшнего дня знать не положено. С каким таким она буржуазно-мещанским душком, что тут разнюхал «чистильщик» из района. Открыл и поплыл по строчкам, перекатами горной реки, побежал по диким местам, окунулся в бездонный омут. Галдели ученики на переменах, носясь вокруг школы, трещал звонок с урока на перемену и обратно, с визгом бегали в туалет девчонки. Дважды проплывала нужная учителка, но он был далеко отсюда. Там люди не говорили много, им было не до слов. И жизнь была суровая, но здесь было то, что он искал, как ему казалось, оставаясь иногда в лесу подолгу в одиночку, сидел иногда до полуночи на поваленном дереве.