– Что… что ты наделала? – раздался еле слышный шёпот. – Зачем?

Голос Рэя, но слова отца. Потому что Рэй знал бы ответ.

Он тоже ослеп. Как и я.

– Я активировала парную гемму, – безучастно ответила я. – Рэй хорошо научил меня ими пользоваться.

Тихий, едва слышный смех:

– Как интересно. Я должен быть вне себя от ярости, но это великолепно. Я даже близко не предвидел, что ты решишься искалечить меня и себя. Совершенное отчаяние и утончённая жестокость. Ты сделалась куда ближе к тому, чтобы занять своё настоящее место в этом мире, Фаэль.

От отчаяния у меня перехватило дыхание. Отец остался в теле Рэя. Ничего не изменилось. Просто мы оба оказались в темноте.

«Никталопия». Плохое зрение в сумерках. Я не ждала, что кодовое слово даст мне абсолютную слепоту. Как просто и как жестоко.

Я почувствовала на щеках слёзы. Я ничего не видела, ничего не видела… за что? Почему?

За что Рэй так со мной? И за что так со мной я сама?

– Как же это некстати, – пробормотал отец голосом Рэя. – И исцеляющие артефакты не помогут, даже самый великий из них. Я не на грани смерти… а даже если бы и был, глаза это мне не вернёт.

– Рэй всё предусмотрел, – прошептала я.

– Не всё. Сердце, глаза… почти любую часть тела можно заменить артефактом, если ты помнишь.

Я закусила губу. Я помнила: лорду Джавусу заменили сердце незадолго до помолвки Ксара.

– Но это здорово ослабит дар, – промолвил отец. – Да и артефакт под меня придётся делать не меньше двух месяцев. Два месяца беспомощности, во время которых меня выдаст и вычислит кто угодно. Что ж, мои поздравления, Фаэль. Ты своего добилась.

Моё сердце забилось быстрее.

– Что?

– Я освобожу Рэя. Но свобода от меня не означает свободу вообще, Фаэль. Боюсь, из этого дворца вы оба не выйдете.

– Что ты собира…

В следующее мгновение мир взорвался электричеством. Взрыв, невидимый для всех, кроме меня.

Я ошиблась. Я была неправа, когда подумала, что ничего не произошло, когда разрушилась гемма. Потому что сейчас, в эту секунду, я видела, не видя. Я ощущала связь между мной и Рэем так ясно, словно между нами двумя был протянут мост из чистого света. Парные геммы, которые мы носили столько дней, объединили нас. Когда я произнесла первое кодовое слово и прошептала второе, невидимый канал сцепил нас воедино, создав между нами неразрушимую связь. И теперь, когда отец покидал тело Рэя, я ощущала каждое его действие, словно сеть молний охватывала наши сознания, сливая их в одно. Словно я была созерцательницей и участницей, освободительницей и беспомощной жертвой. Собой и Рэем одновременно.

Я видела сеть энергетических колодцев до горизонта и за горизонтом. И от каждого колодца к отцу тянулся золотой луч энергии, удерживая его в этом мире, продляя его бессмертие. Энергия всего мира питала его. Сила, принадлежащая сиддам, сошлась вокруг одной души.

Я задохнулась. Легенды были правдивы. Первый бессмертный, Элеодор, действительно осушил колодец в своей жажде вечной жизни. А сейчас колодцы платили чудовищную дань за каждое мгновение жизни отца. И продолжат платить, пока эта нить не оборвётся.

Мне было страшно представить, насколько велика эта цена. Руна бессмертия меняла всю ткань мироздания, позволяя одному сознанию длиться вечно. Что же произойдёт, если этих сознаний будет сто? Десять тысяч? Выдержат ли колодцы? Или иссякнут, а вслед за ними – и дар сиддов?

Я ощущала поток энергии, идущий от рунного лабиринта – мощного артефакта, служащего для защиты дворца. Отец использовал кровь Рэя и его власть над артефактом, перенося себя в новое, зрячее тело.

В чьё? Я не знала.

Но это было неважно. Куда важнее было то, что поток иссякал. Бесконечно длинное мгновение переноса заканчивалось, и фантомные молнии рассеивались вокруг моей головы, потрескивая у висков.