Она села на колени у камней.
Осталась молча.
Не ради жеста.
Ради тишины, которую могла услышать только она.
Когда она поставила куклу на край – не на середину, не на центр, – рядом раздались шаги.
Она не обернулась. Просто сказала:
– Ты знал, что я здесь?
– Всегда, – ответил Готье.
Он стоял за спиной. Без оружия. Без формы. Только с собой.
– Сколько? – спросила она.
– С тех пор, как ты вернулась.
– Вернулась?
Он медленно подошёл. Встал рядом. Смотрел на камни.
– Я не знал сразу. Но чувствовал.
– Слишком многое… было знакомо.
– Почему молчал?
– Потому что если бы это была ошибка – я не хотел разрушить то, чего могло не быть.
– А если не ошибка… ты сама бы сказала. Когда будешь готова.
Пауза.
Паулин смотрела вниз. Камни. Кукла. Земля.
– Ты ведь был там. Тогда. После. Когда… всё случилось.
Он кивнул.
– Был. Держал тебя, пока ты не дышала. Потом – держал его. Когда он замолчал.
– Я не помню этого.
– А я не забывал.
Они молчали долго.
Ветер прошёл по поляне, как кто-то незримый. Ни холодно. Ни тепло. Просто – присутствие.
– Я не ожидала, что ты поверишь, – сказала она.
– Я и не верил, – мягко ответил он. – Я просто узнал.
– Что именно?
Он повернулся к ней. В первый раз – за всё время.
Горе. Оно остаётся в голосе. А у тебя – оно было. С самого начала.
Паулин сжала пальцы на ткани платья.
– Спасибо, – прошептала она. – За то, что не заставил меня говорить.
– Это не я должен был говорить первым.
Он подошёл к кукле.
Наклонился.
Осторожно поправил один из камней. Не смелее, чем бы прикоснулся к ране.
– Он был. Пусть и коротко. И этого – достаточно.
Она кивнула. Медленно. А потом встала.
– Теперь я готова.
– К чему?
– К тому, ради чего вернулась.
Они не обнялись.
Они не смотрели друг на друга долго.
Но когда они пошли обратно – ветер за ними не колыхнул траву. Потому что всё, что должно было остаться здесь, осталось.
ГЛАВА 56. Глаз в темноте
Он не спал. Уже трое суток. Сон стал угрозой. Каждый раз, как глаза закрывались, пустота начинала говорить.
Сегодня он сидел на полу у кровати. Не у окна, не за столом. На полу. Руки – сжаты. Ногти – в ладонях.
Когда свеча догорела, тьма приняла форму.
Сначала – просто сгусток. Затем – контур. Маленький. Лёгкий.
Голос – звонкий, как стекло в крошке.
– Здравствуй, командор. Сколько дней ты уже мучаешься?
Он не ответил. Только приподнял голову. Симба стояла в углу комнаты. Девочка. В белом. Глаза – слишком умные. Улыбка – слишком древняя.
– Уходи, – сказал он.
– Ты и правда думал, что всё забудется? Что можно вырезать часть прошлого, и она не прорастёт?
– Ты существо магии. Тебя здесь не должно быть.
– А ты – человек логики. Но разве тебе легче?
Он поднялся. Пошатнулся.
– Мне не о чем с тобой говорить.
– Конечно. Ведь ты помнишь её такой, какой хотел. Мягкой. Словной. Почти нематериальной.
– Она была настоящей.
– Но не твоей.
Тишина. Он дышал тяжело.
– Тебе не больно от того, что она вернулась не такой, как ты придумал?
– Замолчи.
– Ты ведь даже ребёнка не простил себе. Не потому что его потерял. А потому что он напоминал тебе, что она была живой.
Он закрыл глаза. Кулаки дрожали.
– Что ты хочешь от меня?
Симба подошла ближе. Присела на корточки рядом.
– Ничего. Просто смотрю, как медленно ты принимаешь. Это красиво. Почти как смирение.
Я её ненавижу, – выдохнул он. – Тебя. Её. Себя.
– Это и есть путь, Лирхт. Вера всегда идёт после отвращения.
Он обернулся. Но её уже не было.
Только пепел от свечи. И сердце, бьющееся чаще, чем следовало бы ночью.
Он встал. Очень медленно. И сказал вслух:
– Я не прощаю. И не верю.
Но тишина в ответ уже не спорила.
ГЛАВА 57. Печать, которой нет
Он сидел над картой южных рубежей, не глядя в неё.