Она села на колени у камней.

Осталась молча.

Не ради жеста.

Ради тишины, которую могла услышать только она.

Когда она поставила куклу на край – не на середину, не на центр, – рядом раздались шаги.

Она не обернулась. Просто сказала:

– Ты знал, что я здесь?

– Всегда, – ответил Готье.

Он стоял за спиной. Без оружия. Без формы. Только с собой.

– Сколько? – спросила она.

– С тех пор, как ты вернулась.

– Вернулась?

Он медленно подошёл. Встал рядом. Смотрел на камни.

– Я не знал сразу. Но чувствовал.

– Слишком многое… было знакомо.

– Почему молчал?

– Потому что если бы это была ошибка – я не хотел разрушить то, чего могло не быть.

– А если не ошибка… ты сама бы сказала. Когда будешь готова.

Пауза.

Паулин смотрела вниз. Камни. Кукла. Земля.

– Ты ведь был там. Тогда. После. Когда… всё случилось.

Он кивнул.

– Был. Держал тебя, пока ты не дышала. Потом – держал его. Когда он замолчал.

– Я не помню этого.

– А я не забывал.

Они молчали долго.

Ветер прошёл по поляне, как кто-то незримый. Ни холодно. Ни тепло. Просто – присутствие.

– Я не ожидала, что ты поверишь, – сказала она.

– Я и не верил, – мягко ответил он. – Я просто узнал.

– Что именно?

Он повернулся к ней. В первый раз – за всё время.

Горе. Оно остаётся в голосе. А у тебя – оно было. С самого начала.

Паулин сжала пальцы на ткани платья.

– Спасибо, – прошептала она. – За то, что не заставил меня говорить.

– Это не я должен был говорить первым.

Он подошёл к кукле.

Наклонился.

Осторожно поправил один из камней. Не смелее, чем бы прикоснулся к ране.

– Он был. Пусть и коротко. И этого – достаточно.

Она кивнула. Медленно. А потом встала.

– Теперь я готова.

– К чему?

– К тому, ради чего вернулась.

Они не обнялись.

Они не смотрели друг на друга долго.

Но когда они пошли обратно – ветер за ними не колыхнул траву. Потому что всё, что должно было остаться здесь, осталось.

ГЛАВА 56. Глаз в темноте

Он не спал. Уже трое суток. Сон стал угрозой. Каждый раз, как глаза закрывались, пустота начинала говорить.

Сегодня он сидел на полу у кровати. Не у окна, не за столом. На полу. Руки – сжаты. Ногти – в ладонях.

Когда свеча догорела, тьма приняла форму.

Сначала – просто сгусток. Затем – контур. Маленький. Лёгкий.

Голос – звонкий, как стекло в крошке.

– Здравствуй, командор. Сколько дней ты уже мучаешься?

Он не ответил. Только приподнял голову. Симба стояла в углу комнаты. Девочка. В белом. Глаза – слишком умные. Улыбка – слишком древняя.

– Уходи, – сказал он.

– Ты и правда думал, что всё забудется? Что можно вырезать часть прошлого, и она не прорастёт?

– Ты существо магии. Тебя здесь не должно быть.

– А ты – человек логики. Но разве тебе легче?

Он поднялся. Пошатнулся.

– Мне не о чем с тобой говорить.

– Конечно. Ведь ты помнишь её такой, какой хотел. Мягкой. Словной. Почти нематериальной.

– Она была настоящей.

– Но не твоей.

Тишина. Он дышал тяжело.

– Тебе не больно от того, что она вернулась не такой, как ты придумал?

– Замолчи.

– Ты ведь даже ребёнка не простил себе. Не потому что его потерял. А потому что он напоминал тебе, что она была живой.

Он закрыл глаза. Кулаки дрожали.

– Что ты хочешь от меня?

Симба подошла ближе. Присела на корточки рядом.

– Ничего. Просто смотрю, как медленно ты принимаешь. Это красиво. Почти как смирение.

Я её ненавижу, – выдохнул он. – Тебя. Её. Себя.

– Это и есть путь, Лирхт. Вера всегда идёт после отвращения.

Он обернулся. Но её уже не было.

Только пепел от свечи. И сердце, бьющееся чаще, чем следовало бы ночью.

Он встал. Очень медленно. И сказал вслух:

– Я не прощаю. И не верю.

Но тишина в ответ уже не спорила.

ГЛАВА 57. Печать, которой нет

Он сидел над картой южных рубежей, не глядя в неё.