И ушла. Медленно. Спокойно. Под взглядами, полными ненависти, страха… и интереса.

А Лирхт стоял. И впервые – не знал, говорит ли за ним хоть кто-то из зала.

Молчание продолжалось. Кто-то пытался вернуть голос – но не было слов. Один из представителей Райнильд зашептал что-то помощнику, тот только кивнул и поспешно вышел.

Шион медленно вытерла щёку. Остатки крови уже впитались в кожу, но жест был не о чистоте – о том, чтобы сохранить равновесие.

– Нам следует пересобрать повестку, – хрипло произнёс кто-то с дальнего ряда. – Всё изменилось.

– Нет, – коротко ответил Лирхт. – Повестка остаётся. Она просто… усложнилась.

– Усложнилась? – Шион подняла бровь. – Это ты называешь усложнением?

– А ты называешь это контролем? – бросил он.

Шион не ответила. Просто посмотрела на него. Слишком долго.

– Тогда закончим на этом, – сказал кто-то из нейтрального дома. – Иначе Совет потеряет лицо.

– Уже теряет, – прошептала женщина в синем. – Или отдаёт своё другому.

Рядом с ней никто не возразил.

Он ворвался в её покои, словно в поле боя.

Дверь ударилась о стену. Паулин даже не вздрогнула.

Она лежала на диване, полуобнажённая, в лёгком халате, распахнутом на груди. На ней – ничего лишнего. Только кожа. И медленное, ленивое дыхание, будто она ждала его не секунду, а всю вечность.

– Ты пришёл, – протянула она. – Какой упрямый.

– Что ты сделала?! – голос Лирхт сорвался сдержанностью. – Как ты всё провернула? Шион, Совет, этот фарс!

– Какой конкретно? Их было так много, – она потянулась, открыв бедро почти до паха. – Я уже путаюсь.

– Не издевайся, – прошипел он. – Говори. Немедленно.

– Что, допрос? – Она медленно села. Волосы сползли по плечам. – Должна ли я снять платье и лечь на стол? Или ты сначала хочешь стул, свет и побои?

Он подошёл. Резко. Схватил её за локоть.

– Отвечай!

Она не отстранилась. Только прижалась ближе, грудью к его запястью. Ласково. Обволакивающе.

– У тебя дрожат пальцы, Лирхт. Я тебя возбуждаю или пугаю?

– Замолчи!

– Так вот ты какой, – прошептала она. – Такой же, как тогда.

Он замер. Медленно отпустил её. Как будто прикоснулся к огню.

– Тогда?.. – хрипло.

Она встала. Близко. Очень близко. Провела пальцами по его щеке. Лёгко. Будто бы… она делала это раньше.

– Ох, прости. Я ведь не должна так. Вдруг это триггер? – с усмешкой.

– Ты… ты… кто ты такая?! – почти выкрикнул он.

Какая тебе разница? – Она прошлась за его спину. Положила руки на плечи. – Главное, как я заставляю тебя чувствовать.

Он развернулся, схватил её за запястья, вжал в стену.

– Я тебя любил, – прошептал он. – Ты не имеешь права быть ей. Не имеешь!

– Но я не говорила, что я – она. – Паулин смотрела ему в глаза. Близко. Слишком. – Это ты решил. Это ты увидел.

– Прекрати…

– Нет. – Она дёрнулась вперёд. Губы почти коснулись его уха. – Я буду продолжать. Пока ты не сломаешься. Как сломал её. Когда выбрал порядок, а не любовь.

Он отпустил её. Медленно. Шаг назад.

Она поправила халат, как будто ничего не случилось. Подошла к бокалу. Сделала глоток.

– Допрос окончен?

– Это ещё не конец, – прошептал он.

– О, Лирхт… – она усмехнулась. – Ты даже не понял, где была первая сцена.

И вышла.

Она вышла. Босая. Тихо.

Хлопнула дверью едва слышно. Как последний аккорд – разрешающий ломаться.

Лирхт остался. Один.

В комнате, где воздух всё ещё пах ею.

Пальцы дрожали. Он не смотрел на руки.

Он боялся увидеть, что они сжаты не от ярости – а от чего-то хуже.

Он вышел. Резко. Почти бегом.

Он шёл по коридору как зверь, который хочет доказать, что любовь не может воскреснуть.

Что он не проиграл.

Что она – не она.