Шион подошла к балконной арке, где Лирхт уже стоял, опершись локтем на камень. Ветер трепал его плащ, и он выглядел так, словно слился с этой тенью.

– Удивительно, как ты всегда оказываешься там, где тебе быть вроде бы не положено, – сухо бросила Шион, скрестив руки.

– А ты – там, где всех раздражает твоё присутствие, но никто не решается сказать это вслух, – парировал он, даже не взглянув в её сторону.

– С тобой тяжело разговаривать, Лирхт. Слишком много молчания и слишком мало покаяния.

– А с тобой – слишком много театра, – отозвался он, наконец поворачивая к ней голову. – Я не пришёл за комплиментами.

– Разумеется, ты пришёл ради… чистой стратегии? Или тебе просто скучно на базе?

– Мне нравится наблюдать, как твои подопечные падают в обморок от кружева и ответственности. Увлекательно.

– А мне нравится видеть, как ты пытаешься спрятать свои амбиции под тонной угрюмости. Вечная игра в недоступного – тебе не надоело?

– Ещё нет. – Лирхт скользнул взглядом по залу. – Но ты не за этим пришла.

– Может, и нет. Может, просто решила проверить, как ты выглядишь вне своих рваных шинелей. Увы… разочарование.

Он фыркнул.

– Забавно. Ты, кажется, всё ещё уверена, что за тобой последнее слово.

– Нет, Лирхт. Просто я умею говорить, когда остальные боятся.

– Или не тратят голос на бесполезное.

Между ними повисло молчание – не враждебное, но и не дружеское. Скорее – острое. Ветер шевелил фалды её платья и поднимал пыль с камня.

– Не забудь приглядеть за своей ученицей, – наконец сказала Шион. – Здесь любят срывать маски. Иногда – вместе с лицом.

– Благодарю за заботу. А ты – не утони в своей паранойе.

Она кивнула, развернулась и ушла – тихо, с грацией, которую даже в битве не теряют. Лирхт остался стоять, чуть приподняв уголок губ, как будто впервые за вечер развлекся по-настоящему.

На базе

Возвращение прошло в молчании. Карета остановилась среди серых стен и ржавых механизмов. Паулин вышла первой, её бальное платье выглядело неуместно среди запахов угля и металла.

– Привыкай к контрастам, – бросил Лирхт через плечо. – Они будут повсюду.

Утро снова началось со строевых команд и тренировок. Паулин вернулась в серую униформу, к зачищенному от эмоций лицу, к новым ударам и взглядам Ингрид.

Но что-то изменилось. С каждым днём её удары становились резче, движения – агрессивнее. Там, где требовалась техника, появлялась ярость.

Во время спарринга с Ингрид она нанесла удар такой силы, что та отлетела к стойке с оружием. Несколько взглядов метнулись к Лирхту – тот стоял спокойно, словно ожидал именно этого.

– В следующий раз оставь противнику хотя бы челюсть, – пробросил он, и кто-то усмехнулся.

Паулин не улыбнулась. Её руки были в крови, но боли она не чувствовала. Только горячее удовлетворение, которое не исчезало слишком долго.

Ночь окутала базу плотной пеленой. В глубоких подземельях, в округлом зале, освещённом только кольцом масляных факелов, собрались фигуры в тёмных капюшонах. В центре – каменная плита, испещрённая древними знаками, по краям которой блестели свежие капли крови.

Один из них – выше остальных, в почти чёрном плаще – шагнул вперёд. Его движения были церемониальными, как будто он участвовал в ритуале, повторяемом веками.

– Время истекает, – произнёс кто-то из старших. Голос был сух, как старая кора. – Пророчество требует действия. Если сосуд будет найден раньше, чем мы подготовим путь, равновесие нарушится.

– Мы уже опоздали, – отозвался другой. – Граница истончается. Слишком многое вышло из-под контроля.

– Тогда ускорим процесс. – В его голосе звучал приговор. – В следующий цикл печати будут активированы. Без исключений.