– До связи, Кристина, – прозвучал бархатный голос. – Жду вашего позитивного решения.

Дорога домой в бесшумном транспорте превратилась в туннель серой мути. Голограмма идеального леса за стеклом казалась плоской, фальшивой декорацией. В ушах звенела фраза: «Безопасный опыт». Перед глазами стояла кнопка «СТОП» и бесстрастное лицо Ирины, читающее ее душу как голограмму. Она украла дневник. Она слушала запрещенную музыку. Она заразила других своей «тоской по Жучкам». И теперь Система, в лице Ирины Сомовой, протягивала ей выход: стать куратором собственного кошмара, симулятора того, что она так жаждала ощутить по-настоящему. Предать дневник. Предать шипение винила. Предать Артема, Лену, Марка. Ради чего? Ради сохранения своего места в золотой клетке? Ради иллюзии безопасности?

Дверь ее жилого модуля в «Гармонии-7» бесшумно соскользнула. Идеальный воздух ударил в лицо – стерильный, с едва уловимыми нотами «утренней свежести». Но сегодня этот запах показался ей удушающим, как газ.

– Добро пожаловать, Кристина, – прозвучал бесстрастный голос домашней системы. – Обнаружен повышенный уровень кортизола и адреналина. Активирую протокол релаксации «Оазис».

Мягкий перламутровый свет стен мгновенно сменился на глубокий, успокаивающий индиго. Из скрытых диффузоров начал сочиться аромат – сложный, искусно сбалансированный коктейль лаванды, ванили и чего-то древесно-мускусного. Он обволакивал, как теплая ванна, пытаясь проникнуть в поры, в легкие, в мозг. Платформа для ужина замерцала, предлагая не питательный гель, а голограмму чашки «успокаивающего травяного чая» с оптимизированным составом.

Кристина застыла посреди комнаты. Индиговый свет давил на веки. Сладковато-тяжелый аромат лаванды и ванили, обычно приятный, теперь казался приторным, навязчивым, физически осязаемым. Он лез в нос, в горло, пытаясь вытеснить запах озона от плитки, гари от яичницы, пыли запасника, кожи старой куртки, пожелтевшей бумаги дневника. Он пытался стереть эти воспоминания. Заменить их искусственным спокойствием.

Она сделала шаг к стене, к панели управления, чтобы отключить этот кошмар. Но система «прочитала» ее движение как потребность в еще большем успокоении. Свет стал еще глубже, почти фиолетовым. Интенсивность аромата усилилась. В воздухе зазвучали едва слышные, синтезированные звуки морского прибоя и пения китов – идеально цикличные, лишенные малейшей дисгармонии.

«…и мы просто сидели у костра, жгли эту дурацкую сосиску на палке, она вся обуглилась снаружи и была холодной внутри…»

Слова из дневника всплыли в памяти, яркие, пахнущие дымом и подростковым восторгом. А здесь… здесь была лишь химически выверенная имитация покоя. Безопасность. Идеальная, мертвая тишина души.

Кристина схватилась за горло. Не потому, что не могла дышать физически. Воздух был насыщен кислородом идеально. Но каждый вдох этой лавандово-ванильной стерильности, каждый взгляд на индиговые стены, каждое звучание этого синтетического моря – все это сжимало ее горло невидимой удавкой. Это был комфорт, превратившийся в пытку. Клетка, вдруг осознанная во всей ее позолоченной тесноте.

Она рванулась к нише с физическими интерфейсами, к месту, где пряталась индукционная плитка. Ей нужно было что-то настоящее! Хоть запах гари! Хоть риск ожога! Хоть намек на тот хаос, который был Жизнью!

Но система была быстрее. Зафиксировав ее резкие, «субоптимальные» движения и учащенный пульс, она усилила протокол. Свет стал почти черным, аромат – густым, как сироп, звуки прибоя – гулко резонирующими в костях. Голограмма чашки чая плыла перед глазами, настойчивая, удушающе идеальная.