Кристина прислонилась к стене, гладкой и холодной. Она закрыла глаза, пытаясь представить скрип винила, треск искры от плитки, шершавость бумаги под пальцами. Но индиговый мрак и сладкий удушливый запах вытесняли все. Оставалось только ощущение – физическое, тошнотворное ощущение пленника. Пленника в самой удобной, самой совершенной клетке на свете. И тихий шепот страха: Ирина Сомова знала. Система знала. И они предлагали ей сделку. Сделку с дьяволом комфорта. А альтернатива… Альтернативой могла быть только бездна.

Тяжелый индиговый мрак релаксационного протокола еще висел в воздухе модуля, как ядовитый туман, когда Кристина проснулась. Не отдохнувшей, а изможденной – будто всю ночь боролась с невидимой удавкой. Сладковато-приторный запах лаванды въелся в волосы, в одежду. Она открыла глаза, и стены, вернувшиеся к утреннему перламутру, казались теперь не нейтральными, а лицемерными. Маскировкой тюрьмы.

Весь день в Архиве прошел под гнетом незримого наблюдения. Каждый взгляд Софии казался аналитическим, каждый нейтральный звук системы – намеком. Артем, встретив ее утром, лишь молча кивнул, его обычно оживленные глаза были прищурены, насторожены. Они обменялись парой ничего не значащих фраз о погоде (всегда оптимальной), но напряжение между ними висело плотнее архивной пыли. Визит к Ирине и предложение симулятора страданий повисли над их маленьким кружком дамокловым мечом.

Вечером, вместо тихого часа, они снова собрались в Запаснике Z-17. Без проигрывателя, без пластинки. Просто стояли в полумраке, освещенные лучом фонарика, который Артем направил на пол, создавая дрожащий островок света. Лена теребила краешек своего серого комбинезона, Марк молча смотрел на собственные руки. Даже Артем, обычно неугомонный, молчал, перекатывая в пальцах старый, проржавевший болт, найденный в коробке с технохламом. Воздух был густ от невысказанного вопроса: Что теперь?

Тишину нарушил негромкий, но отчетливый скрип двери запасника. Все вздрогнули, как застигнутые врасплох. В проеме, очерченная слабым светом коридора, стояла женщина. Невысокая, крепко сбитая, в комбинезоне не архивно-серого, а темно-синего, почти черного цвета, с едва заметными следами выцветания на плечах. Ее короткие, практично стриженные волосы были седыми у висков, а в глазах, серых и пронзительных, как глубинные сканеры, читалась усталость, смешанная с неистребимым любопытством. Кристина узнала ее – Мила Соколова, бывшая старший океанолог в проекте «Абиссаль». Говорили, она ушла на «досрочную гармонизацию» после какого-то инцидента с глубоководным зондом. Ее редко видели в Архиве, она работала где-то в отделах долгосрочного анализа гидрологических данных.

– Я не помешаю? – ее голос был низким, хрипловатым, как скрип ржавого шарнира, но звучал спокойно. В нем не было ни страха, ни извиняющихся ноток.

Артем насторожился, сжал болт в кулаке.

– Мила? Что привело в наш… пыльный угол?

Мила шагнула внутрь, позволив двери бесшумно закрыться за ней. Она оглядела тесный кружок, ее взгляд скользнул по Лене, Марку, задержался на Кристине, затем вернулся к Артему.

– Слухи, Артем. Слухи о людях, которые слушают старую музыку не через импланты. О кураторе, которой жаль пластиковый мусор. – Она сделала паузу. – И о визите к Сомовой.

Кристина почувствовала, как леденеет кровь. Марк сглотнул. Лена вжалась в тень стеллажа.

– Какие слухи? – Артем попытался сделать голос беззаботным, но получилось натянуто. – Стандартные архивные сплетни.

– Сомова не вызывает на «оптимизационные беседы» из-за сплетен, – отрезала Мила. Ее серые глаза уперлись в Кристину. – Она предложила тебе проект. Симулятор. Безопасные страдания прошлого.