Алика и Бананан, поднявшись наверх, постучались в торцевую дверь люкса. Дверь открылась, и тут же Алика оказалась в объятиях Крымова.

– Андрюшенька, милый, извини меня, я дура, я проспала. Ой! Я так волновалась! – бормотала Алика, целуя Крымова в щеки и в лоб.

– Я уж не знал, что и подумать. Где ж ты ночевала?

– Я комнату сняла, за три рубля. Все время шторм. Корабль когда придет, неизвестно, все снегом занесло. Господи, это не Ялта, а Хибины…

Бананан прошел в глубь гостиной, оставил Аликину сумку. На выходе его остановил Крымов, вытащил из кармана железный рубль, положил на ладонь Бананана:

– Спасибо тебе, держи…


В кафе гостиницы тоже народу было немного. Бананан поигрывал, подкидывая его на ладошке, халявным крымовским рублем:

– Тетенька, нам на честно заработанный рубль налейте кофе, пожалуйста.

Неподалеку почему-то опять оказался Вадим, тот самый малый с крымовского парохода.

– Парень, ты не местный? – поинтересовался он у Бананана.

– Местный.

– В гостинице номеров нет. Мне комната нужна. Ты мне не поможешь?

– У меня есть что вам предложить.


Так Вадим тоже впервые оказался в доме Бананана. Шли коридором.

– Телевизором можете пользоваться. Сегодня как раз детектив начинается, – поясняла мать Бананана.

– Спасибо. А это что? – удивился Вадим и стукнул кулаком по железному листу, перекрывавшему вход в дверь комнаты Бананана.

– Айрон сёттен… – пояснил Бананан.

– Не понял?

– Железный занавес.

– Пойдемте, я покажу вашу комнату, – пригласила Вадима мать.

В крохотной комнатуле Вадим сел на укутанный чехлом стульчик.

– У меня только двадцать пять рублей, – сказал Вадим, вытаскивая деньги.

– Ничего, я найду сдачу, – успокоила мать. – И, пожалуйста, не свистите в доме.

– Вы на ночь запираете? А то у меня привычка гулять по ночам.

– Вообще-то я жильцам ключи не даю, но для вас сделаю исключение. Не забывайте за собой закрывать входную дверь и, пожалуйста, не шумите ночью.

– Что вы, какой шум. Я буду как мышка, нырк в норку – и меня нет.


В огромном гостиничном номере Алика сушила феном голову, а Крымов в трусах, в майке с номером и шляпе кидал кости по столу.

– Предположим, ты ставишь на чет. Скажем, двадцать два.

– Угу! – то ли слушала, то ли пропускала мимо ушей Алика.

– Или на красное, – продолжал Крымов. – Если выпадет нечет, или, к примеру, черное, или зеро, то выигрывает крупье. Ты не представляешь себе, как зимой голова мерзнет.

– А ты носи шляпу и днем, и ночью, – предложила Алика, – я тебе разрешаю.

Крымов набрал чей-то номер.

– Алле, Володя, это ты? Да, это я. Мне нужен контрабас. В футляре. Нет, нет, в футляре, Володя, в футляре, а не в чехле. Да даже стыдно говорить, фокус старый и ужасно пошлый, но, может быть, этим оригинальный. Я тут Альберта встретил. Да, да! Жив курилка, жив. Ну, хорошо, счастливо. Контрабас я сам встречу. Да, счастливо тебе, пока.

– А зачем тебе контрабас? – поинтересовалась Алика, продолжая сушить волосы.

– Да люблю классику. Моцарт, Верди, Сарасате. Или вот, скажем, Пушкин, знаешь, что мне больше всего в «Онегине» нравится? Вот то, что написано самыми простыми словами. Послушай:

Смеркалось; на столе, блистая,
Шипел вечерний самовар.
Китайский чайник нагревая,
Под ним клубился легкий пар.
Разлитый Ольгиной рукою,
По чашкам темною струею
Уже душистый чай бежал,
И сливки мальчик подавал;
Татьяна пред окном стояла,
На стекла хладные дыша,
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На затуманенном стекле
Заветный вензель О да Е.

Декламируя, Крымов шагал по номеру, а Алика, теперь уже слушая, пятилась задом. У стойки бара остановилась. Крымов ласково взял ее за руку.