- Не успел. 

- Хорошо.

Тоня голову опускает, и я сажусь перед ней на корточки. Ноги обхватываю ладонями, чуть сжимаю - потребность вот так трогать её, знать, что она реальная - зашкаливает. 

- Я тебя забираю сегодня.

- Куда? 

Снова на меня смотрит… на меня так никто и никогда не смотрел. Это даже словами не описать - просто прочувствовать нужно, также остро, как и я чувствую. Только тогда понять можно, что именно во взгляде этом кроется.

Как будто я для неё - это всё. И мне даже сомневаться не нужно, что она искренна, в каждом движении ресниц, в каждом выдохе своём. 

- К себе.

- Куда - к себе? Втроём жить будем?

Она усмехается, болезненно, будто горечь на губах у неё, а Тоня изо всех сил делает вид, что не ощущает этого вкуса. 

- Я помню про то, что женат, если ты об этом. И нет. Жить втроём мы не будем. Пакуй барахло, а лучше - бросай всё здесь. Завтра купим тебе, что нужно. И отпуск возьмёшь, пока передохнёшь, потом подумаем, что со всем этим делать. 

Молчит, а я себя неуютно под взглядом изучающим чувствую. Что она увидеть хочет? Прочесть по моему лицу? Что это всё, что я пока могу ей предложить? Или обещания какие-то нужны, которые дать не готов, потому что не уверен в том, насколько быстро смогу их выполнить? 

- Я… Я не могу уехать отсюда.

- Почему?

- Здесь же отец. И это дом мой. 

- Отец твой довёл до того, что тебя мужики ждут возле квартиры твоей, чтобы трахнуть во все щели. Это тебе нравится? Так хочешь дальше жить?

- Нет! - выкрикивает это слово, а сама пятнами вся идёт. - Нет… я же почти всё решила.

Решила она, ну-ну. Так «решила», что губа вон опухать начинает на глазах изумлённой публики. 

- Тонь… Я тебе честно скажу - то, что я так спокоен… ты не представляешь, чего мне это стоит. За шкирку тебя готов отсюда выволочь и увезти. Но мне не хочется завтра сидеть в офисе и гадать, осталась ты дома у меня или помчалась к отцу. Поняла?

- Да. 

- Хорошо. Тогда мы делаем так, как я сказал. Если хочешь - будет у тебя отпуск. Возьму тебя на гостевой режим. - Растягиваю губы в улыбке, хотя мне совсем не до веселья. Потому что, сука, меня всё это злит. Но доводить Тоню своими взбрыками, весьма, кстати, оправданными, точно не собираюсь. - А если ты не хочешь… я просто встаю и уезжаю. И можешь дальше барахтаться в этом дерьме сколько влезет. 

Её взгляд меняется - отголоски того, каким был только что, меняются. Сначала в глазах удивление плещется, следом - испуг. Только знать бы, чего боится - меня потерять или один на один со своим ворохом проблем остаться? 

- Я сейчас тогда… соберусь только. Я быстро.

Она вскакивает с бортика, и я поднимаюсь на ноги тоже. Начинает лихорадочно хватать с полки всякое бабье барахло - тушь, расчёску, щётку зубную. Завинчиваю пробку на бутылке и возвращаюсь в кухню, давая Тоне время на сборы. 

Отсюда вид у неё классный - залив видно, немного, краешек, но этого хватает, чтобы залипнуть на том, что вижу. И «тарелка» стадиона нового - в тумане кажется, что действительно над землёй зависла. И тишина такая в квартире, что кажется мёртвой. Даже храп больше не слышен, только шорох, когда Тоня что-то там берёт из вещей. 

- Я готова, - говорит шёпотом минут через пять.
Киваю и забираю у неё полупустую сумку, с каждым мгновением ощущая, насколько острой становится потребность немедленно покинуть эту чёртову квартиру. Кажется, даже дышу в ней в четверть силы - просто нет возможности жадно кислород в лёгкие втягивать.

И только когда сажаю Тоню в машину и устраиваюсь за рулём, понимаю, что в голову ударяет, словно только что в себя спиртного опрокинул. Срываю тачку с места и выезжаю на шоссе. Сам не знаю, куда еду - просто покататься по городу хочется.