– Экдор, – сказал Лазариди, – вы не волнуйтесь, пожалуйста, но возможно, нас всех отчислят. В общем, мы сделали следующее…

Узнав обо всём в подробностях, как и о том, что Верона находится в своей комнате и пытается вылечить полоза, Брареан связался с проректором и пересказал историю. Эртебран, в тот момент пребывавший в северной башне с Джошуа, который вернулся ночью в раздрызганном состоянии, выслушал психиатра и откомментировал следующим:

– Марсо получает сегодня приказ о своём увольнении, который вступает в силу тридцать первого августа.

На пятый урок, таким образом, Верона пришла с опозданием, на что токсиколог Хогарт спросил: «Как там ваше чешуйчатое? Мы уже все тут прослышаны…»

– Жив! – сообщила Верона. – За неделю поправится полностью!

Класс вздохнул с облегчением. Токсиколог кивнул обрадованно: «Хорошо, лейтенант, присаживайтесь!» На этом урок продолжился.

Последний урок – биохимия – начался в этот день классически. Лээст пришёл с опозданием, вывел несколько графиков, дал краткие пояснения, сказал: «Арверы, работаем. Сегодня – самостаятельная! Заполняйте таблицу, пожалуйста!» – и затем произнёс неожиданно:

– Пойдёмте, рэа Блэкуотер, поднимемся в мой «проректорский» и обсудим вопрос с диагностикой. Если честно, мне интересно, как вы определили, кто находится в ящике…

Поскольку он улыбался, Верона вышла – надеясь, что беспокоиться не о чем, но когда Эртебран известил её – не в самой мягкой тональности, что знает о квердераторе, что она попросила у Акерта, надежда её развеялась. Разговор начался с претензий, в принципе – состоятельных, с эртебрановской точки зрения:

– Так что? Для чего он понадобился?

Верона, подумав: «Лиргерт… сдал меня, получается. Стоит учесть на будущее…» – невинным тоном ответила:

– Экдор Эртебран, простите, но я отдала его Лаарту.

– Kiddy, – вздохнул проректор, – не надо меня обманывать. Я был только что в твоей комнате. Обнаружил его случайно. Квердератор – на полке с косметикой. Не представляет тайны, у кого ты могла попросить его.

Верона уставилась в сторону. Щеки её запылали. Красные губы дрогнули.

– Так что? – повторил проректор, немного смягчив интонацию.

– Экдор Эртебран, простите. Он мне нужен для личного пользования.

– Это – всё твоё объяснение?

– Эта модель блокирует квантовое излучение, возникающее при мышлении.

– Что?! – поразился Лээст. – Ты что, собралась блокироваться?!

– Это для крайних случаев.

Проректор сурово нахмурился и так же сурово высказал:

– Даже для крайних случаев я не вижу особой надобности!

– Да?! – вспылила Верона. – А вас бы, экдор, устраивало, если бы я, к примеру, находилась в вашем сознании? Вас бы так это радовало?!

– Дело не в этом, Kiddy. Принимать такие решения, даже не обсудив со мной…

– Но вы же вчера отсутствовали!

– Ладно, – вздохнул проректор, – в это я больше не вмешиваюсь. Телепатия, блокировка, все эти ваши способности… Я – смертный, ты – эртаонка. Меня это всё не касается.

Её губы повторно дрогнули:

– Если вас не касается, то значит вам безразлично, что я начала левитировать?

– Что?! – вновь поразился Лээст. – Но ведь полутора тысяч для этого недостаточно!

– У меня уже две с половиной. Джон сам мне сказал об этом.

– О нет… – прошептал проректор, причём с непритворным ужасом. В разговоре возникла пауза, им же самим и прерванная – теперь уже в новой тональности, относительно сбалансированной: – Кстати, по этой части… Какова ситуация с Ястребом? Готова уже к зачёту? Или есть проблемы с фигурами?

– Думаю, что готова.

– Назначаем на послезавтра. И, кстати, где Трартесверн?

– Не знаю, – сказала Верона. – Вчера я его не видела.