– Мой бог, – прошептала Верона, – он сходит с ума, по-моему… И Эркадор не вмешивается. А папа… он написал мне?!

Письма от Блэкуотера не было. Верона, вздохнув с огорчением, взглянула на Эркадора – на прекрасную фотографию, после чего зажмурилась и, оторвавшись от пола, поднялась, в вертикальной позиции, примерно на фут или около. После недолгой практики, подтвердившей её умение, она, облачившись в джинсы, быстро покинула комнату – с достаточно смелой идеей опробовать свои силы в условиях с большей площадью и какое-то время «летала» в этом же положении, после чего сменила его – на позицию горизонтальную. В один из таких моментов витражные двери гостиной незаметно пришли в движение. Верона, уже понимая, что не успеет выпрямиться, потеряла баланс – от волнения, и просто свалилась на пол – не самым удачным образом – отбивая локти с коленями. Стеклянные створки разъехались, являя Джину в халатике. Возникла недолгая пауза.

– Ты чего?! – вопросила Джина. – Чего это ты тут падаешь?!

– Тренируюсь, – сказала Верона. – Отрабатываю позиции.

– В чём?! – ужаснулась Джина. – Ты что, занялась тоггерсвултом, как моя сумасшедшая Моника?!

– Нет, не совсем тоггерсвултом. Готовлюсь к зачёту по «Ястребу».

– Понятно, – сказала Джина. – Можно к тебе на минуточку? Я должна рассказать тебе кое-что…

В «третьей», узрев мгновенно прекрасную фотографию, Джина невольно ахнула и вопросила: «Кто это?!» – на что Верона ответила:

– Гренар, директор школы. По уши был влюблён в меня и до сих пор ухаживает. Забрасывает портретами и всякими глупыми письмами.

– Да?! – поразилась Джина. – Он влюблён в тебя по уши и ты от него уехала?! Да он красивее Лээста! Ну не хуже, во всяком случае!

– Мне кажется, внешность – не главное.

– Ну не знаю, – сказала Джина. – А с чего ты его повесила?

– Да нечего больше вешать. Пусть висит здесь для украшения.

– А экдор Эртебран не против?

– Если бы он был против, портрета на стенке бы не было. Так что там стряслось? Рассказывай.

Джина взяла сигарету, помяла тонкими пальчиками и прошептала трагически: «Ты знаешь, что я обнаружила? Ты будешь смеяться, естественно, но это кошмар, поверь мне. У меня пропали все волосы, хотя я не делала этого…»

Верона, подумав: «Дожили!» – обратилась к дару суггестии:

– Нет, делала, но запамятовала. Ты мне сама сказала… позавчера, по-моему, что они тебя раздражают, в силу своей бессмысленности, и ты хочешь от них избавиться.

– Да?! – оживилась Джина. – А то я уже испугалась! Даже не знала, что думать! Хотела лечь на обследование! Ну тогда я пошла собираться! – и, взглянув на портрет «директора», добавила: – Ох красавец! Сколько ему? Лет тридцать? Ровесник нашего Джошуа?

– Нет, тридцать пять на деле. Просто он молодо выглядит.

После ухода подруги Верона, в глубокой задумчивости, присела на край кровати, пытаясь определиться в текущем своём состоянии: «Половина того, что я помню, скорее всего смоделирована. Плюс к этому – три амнезии… три амнезии как минимум. Вопрос – что является истиной? То, что Джон – Эркадор, во-первых. Во-вторых, что я всё ещё девственница… остаётся на это надеяться… В-третьих, мои способности стремительно прогрессируют. В-четвёртых, папа не умер. В-пятых, рэана Элиза почему-то меня недолюбливает. В-шестых, я скучаю по Лаарту. И, в-седьмых, я хочу увидеть его. Принимает ли он анальгетики и противоэпилептические?»

Лаарт в эти минуты всё ещё спал в своём номере, после бессонной ночи, проведённой в обществе Моники. Приблизительно в пять он расстался с ней – долгим тёплым объятием, взъерошил ей медные волосы и поцеловал её в губы – не самым серьёзным образом, но достаточным, чтобы вызвать внутреннюю реакцию. Моника задрожала, а Лаарт сказал: «Увидимся!» – и вернулся к себе – довольный, разбудив перед этим Кридарта и посвятив в ситуацию. Сам Кридарт, узнав от начальника, что тот намерен продолжить отношения с альтернативщицей, подумал: «Он что, рехнулся? Он хочет кератомии в качестве искупления?» – и до того расстроился, что не смог уснуть после этого.