«Ну, что ты, право слово, как дитя малое!» - ворчливо возмущалась добрая нонна, помогая Лотте сесть на постели. – «Сказано, не тревожить тебя, я и не тревожу. Тебе сейчас что перво-наперво надо?  Правильно! На ноги тебе надо встать. За остальных, здоровых, чего переживать-то? Здоровые сами о себе позаботиться могут. На-ко, выпей укрепляющего. Тебе кровь восстанавливать надо. Иначе, откуда силы брать?»

               И Лотта послушно пила. Наверное, эта нонна тоже была в какой-то мере ведьмой. Потому что ее ворчание странным образом завораживало, успокаивало. И вскоре Лотта уже зевала, пытаясь прикрываться ладошкой. Это не осталось незамеченным. «Вот и славно!» - обрадовалась нонна, - «Посидела? Полежи. Отдыхай, девочка, завтра на ноги вставать будем, а пока отдыхай».

               Следующие дни тоже не принесли ясности. Лотту обихаживали, словно тяжелобольную. Хотя, наверное, так оно и было. Вот только она никак не могла понять почему. Ну, да, родила преждевременно. И да, было от чего сойти с ума. Но не сошла же. А до пыток, насколько она помнила, дело не дошло. Так почему же тело ведет себя так, словно едва оправилось от тяжелой хвори?

- Слишком много сил потратила, - ответила походя одна из целительниц, которые дежурили по лазарету обители. – Мы уже думали, все, выгорела. Но монсеньер аббат верил, что все получится.

Эти слова почти ни о чем не говорили. Хотя, в чем-то Лотта была с женщиной согласна, именно так она себя и чувствовала. Словно внутри у нее все выгорело. Но целительница только улыбнулась и сказала, что нет. Те, кто действительно выгорел, так себя не ведут. А если остались силы и желание беспокоиться и задавать лишние вопросы, значит, правы были не они, а монсеньер аббат. Поэтому Лотту надлежит выздоравливать со всем старанием, чтобы как можно скорее иметь возможность помочь Лазарету святой Хильдегард.

Да, оказывается, есть такой. Поразмыслив и сопоставив факты, Лотта поняла, что находится, примерно, в двух днях пути от дома. От родного дома, не от Фехельде. Но о существовании лазарета при обители она слышала впервые. Как ей объяснили трудившиеся здесь же насельницы, потому что до этого - не нужно было.

Обитель, как водится, делилась на мужскую и женскую части, соединенные большим двором и общим храмом. В мужской части тоже был свой лазарет, но там выхаживали, по большей части, увечных рыцарей. И вот эта-то богадельня и была более-менее известна в округе. На нее отчисляли пожертвования местные рыцари и даже дальние вельможи.

А вот лазарет в женской части делился на два крыла. В одном находили помощь и кров незамужние девушки, не по своей воле оказавшиеся в интересном положении. Обитель давала возможность укрыться от позора, переждать бурю, пристроить ребенка в надежные руки… В общем, решить, как жить дальше.

Для всего мира девушки были просто очередными паломницами, из благочестия решившие потрудиться во славу Храма. Поэтому о настоящем предназначении приюта предпочитали не распространяться, чтобы не наводить тень на остальных паломниц.

В другом же крыле лазарета выхаживали, страшно сказать, ведьм. Их собирал по всем окрестностям монсеньер аббат с помощниками, иногда, буквально, вырывая у городских судов. Иногда несчастным везло, и судьи сами посылали за аббатом, не решаясь вынести то или иное решение. А то и просто ссылали сюда тех, осуждать которых было не за что, а оправдывать - несолидно.

- А зачем монсеньеру ведьмы? – Хотя Лотте многократно напоминали, что задавать лишние вопросы в обители не принято, она все равно не могла удержаться. В конце концов, она ведь не из любопытства. Надо же как-то разбираться, что и зачем в этом новом мире, куда ее так неожиданно выбросило, словно рыбу на берег.