Мы, лёжа в окопах, с сочувствием смотрим на него, но помочь ничем не можем, никто диверсию сержанта не видел из-за противогазов.

– Ладно, рапан, – Шабалтас сбрасывает с лица озадаченность и наконец даëт волю улыбке, – сегодня рулет мне из чипка принесëшь – отдам твой автомат.

– Так это вы его украли? – обиженно бормочет готовый заплакать Авдеенко.

– Запомни, дружок, – Шабалтас снисходительно улыбается, наклонившись к солдату, – в армии ничего не воруется и не теряется, в армии всë проë*ывается, вот и ты свой автомат прое*ал, понятно, да?

– Так точно, – Авдеенко опускает глаза и виновато топчется на месте.

– Так точно, – кривляет его Козятников, – а окоп кто копать будет, дядя Петя? Вперёд, военный, лопату в руки и пошëл!

    Пока Авдеенко вновь копает окоп, мы заканчиваем работу, сержанты обходят наши траншеи и делают в журналах пометки, после чего мы отряхиваемся и располагаемся на привал в тени деревьев.

– Может на фишку кого-нибудь поставим? – предлагает Граховский, в ответ на что Шабалтас лениво отмахивается и устраивается у подножья толстого дуба.

– Ну что, рапаны, – с усмешкой спрашивает он, – удобно в противогазе бегать?

    Мы хором отвечаем что-то нечленораздельное, но крайне неодобрительное.

– Понятное дело, – хмыкает он, – мы в своих клапаны в фильтрах вырезали, так дышать легче. Но вы только попробуйте, не дай бог замечу!

    Тем временем заканчивает работу раскрасневшийся Авдеенко и, болтая лопаткой в ослабевшей руке, подходит к нам.

– Товарищ младший сержант, – подкинув ладонь к берету рапортует он Шабалтасу упавшим голосом, – рядовой Авдеенко обустройство окопа для стрельбы из положения лëжа закончил.

    Сержант смотрит на циферблат больших наручных часов и разочарованно мотает головой.

– Не уложился, воин, – разводит руками Шабалтас, – Кардаков! – кивает он ближайшему солдату, – пробей ему лобанца в наказание.

– Я не буду, – внезапно упрямится грузный Кардаков, – это унижает достоинство человека.

– Ты что ох*ел? – оторопело смотрит на него Козятников, – по-твоему ударить ладошкой по лбу – унизительно? Вот электрического лося получить так, чтобы из тапок выскочить – это унизительно! Когда лаву пробивают, – он вытягивает ногу и показывает пальцем себе на бедро, – так, что неделю нормально ходить не можешь, вот это, бл*дь, унизительно! – Козятников распаляется, подходит к Кардакову и несколько раз бьёт его сомкнутыми пальцами по лбу, – больно!? – орёт он, – больно, я спрашиваю!?

– Нет, – мрачно отвечает солдат.

– Вот и не *би вола! С вами по-нормальному обращаемся, а вы тут «человеческое достоинство», – Козятников кривляет последнюю фразу и сплëвывает себе под ноги, – под роту попадёшь – будет тебе человеческое достоинство, – он возвращается на своë место и опускается в траву рядом с Шабалтасом, – вообще уже ох*ели, как будто по х*й уже всë, – бормочет он себе под нос и откидывается на спину, закинув руки за голову. На минуту повисает тишина, потом раздаётся назидательный голос Шабалтаса:

– Запоминайте, рапаны, – он опирается на локоть и, вырвав длинную травинку, принимается её жевать, – дедам в роте всë по х*й, и только они могут так говорить, черпакам всë до пи*ды, а молодняку всë равно, а вам сейчас ещё даже не всë равно, понятно, да?

– А если случайно сказать «мне по х*й»? – спрашивает Тарасевич, – ну, там, во время работы или забудешь просто.

– Пиз*ец тогда всему призыву, – отвечает Шабалтас, – ну это если черпаки услышат, а если дед услышит, то пиздец ещё и среднему призыву.

– А в какую роту лучше идти? – доносится вопрос с другой стороны.