– Знаю, Эдуард, и даже лучше тебя.

– Все равно, побереги себя, пока я не приеду.

– Сделаю все что смогу.

Но это я уже сказала в глухой телефон – Эдуард повесил трубку. Ну, и я тоже тогда.

Натэниел спал среди красных шелковых простыней Жан-Клода. Сам Жан-Клод на день ушел в комнату к Ашеру, но не преминул сообщить мне, что простыни сменил на красные именно потому, что на этом цвете мы трое смотримся прекрасно. В глазах Мики отражался свет от приоткрытой двери в ванную. Курчавые каштановые волосы темным фоном обрамляли изящное треугольное лицо. Дверь была для нас тут ночником, потому что лампочек около кровати здесь не предусмотрено, а выключатель в другом конце комнаты, у двери. Глаза Мики сверкнули в полосе света – леопардовые глаза. Один врач ему сказал, что оптика у глаз человеческая, но сами глаза – уже нет. Хотя, по-моему, это несущественные детали. Химера – тот гад, который устроил засаду, когда Натэниелу пришлось схватить пистолет и стрелять в живого, – заставил Мику слишком долго пробыть в зверином облике, и он уже не мог полностью вернуться обратно. У него никогда глаза не бывали человеческими. Я его однажды спросила, какого цвета они были до того, и он сказал – карие. Я попыталась себе представить – и не смогла. Никак не могла увидеть на его лице другие глаза, а не эти зелено-золотистые, с которыми впервые увидела его. Вот это были его глаза, а любые другие сделали бы его лицо незнакомым.

Он спросил тихо, как спрашивают, когда не хотят разбудить спящего в той же комнате:

– Что он сказал?

– Что будет здесь через четыре или пять часов. Его люди приедут потом.

Я подошла к кровати.

– Что за люди?

– Не знаю.

– Ты не спросила.

– Не спросила.

Честно говоря, мне бы это и в голову не пришло.

– Настолько ты ему веришь? – спросил Мика.

Я кивнула.

Он перевернулся под простыней, чтобы достать до моей руки. Попытался меня притянуть на кровать, но в шелковом халате на шелковые простыни – есть у меня некоторый опыт. Слишком скользко. Отняв руку, я развязала пояс халата. Мика лег на спину и смотрел на меня, как умеют смотреть мужчины – отчасти сексуально, отчасти взглядом собственника, а отчасти – просто мужским взглядом. Не такой взгляд, который говорит о любви – во всяком случае, не о той, что с сердечками и цветочками, – этот взгляд говорил о том, что мы вместе, что у нас – настоящее. Эдуард был прав: Мика – мой любовник, а не бойфренд. Мы встречаемся, мы ходим в театры, в кино, даже на пикники – по настоянию Натэниела, – но в конечном счете нас тянет друг к другу секс. Желание – как лесной пожар, который мог бы спалить нас дотла, а вместо этого был нам спасением. По крайней мере так я чувствовала. Никогда его не спрашивала столь многословно.

– Серьезное лицо, – прошептал он.

Я кивнула и дала халату соскользнуть на пол. Стояла голая перед Микой, и было у меня чувство, которое с самого начала он мне внушал – будто у меня по коже мурашки бегут от желания. Он снова протянул мне руку, и на этот раз я взяла ее, забралась на большую кровать. Такую большую, что он смог притянуть меня к себе, уложить рядом, не потревожив спящего Натэниела.

В ноябре, когда мы с Жан-Клодом подчинили себе Огюстина из Чикаго, мы еще кое-что сообразили. Моя внезапная тяга к Мике, а его ко мне – это была вампирская сила. И сила не Жан-Клода или Огюстина, а моя. Моя вампирская сила. Моя и только моя. Она началась от меток Жан-Клода, но под влиянием моих способностей некроманта превратилась в нечто иное, в нечто большее. Я стала подобна вампиру линии Белль Морт, а сила всех вампиров ее линии действовала сексом и любовью – пусть обычно и не истинной любовью. Эта последняя была почти недоступна линии Белль. Мой вариант ее