– Леди де Монтескье прагматична – сухо ответила Вайс – информация об инциденте начала просачиваться. Почтальон, чудом выживший, успел связаться с журналистом. Протокол «Тишина» был задействован для нейтрализации утечки.

Готфрид хмыкнул.

– «Протокол Тишина». Звучит мило. Полагаю, и почтальону, и его кузену-журналисту внезапно стало очень тихо? Сердечный приступ у одного, несчастный случай у другого? Или вы теперь предпочитаете более чистые методы? Газ, инъекция? Ваша организация всегда славилась своей щепетильностью в устранении «человеческого фактора». Боитесь паники больше, чем самой угрозы. Трусы.

Рихтер сжал кулаки, но Вайс остановила его едва заметным движением руки.

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать наши методы, сэр Айзенвальд. Мы здесь потому, что «Морбус-Омега» представляет экзистенциальную угрозу. Вероятность успешной локализации имеющимися у нас средствами стремится к нулю. Если не предпринять экстраординарных мер, контроль над ситуацией будет полностью потерян в течение семидесяти двух часов.

– И этими «экстраординарными мерами», надо полагать, являюсь я? – Готфрид усмехнулся, наслаждаясь моментом – после того, как ваши советники – какой-нибудь генерал Дюваль, доктор Чен и, несомненно, пузатый финансист месье Дюпон – яростно возражали, напоминая о моей неконтролируемой природе, жестокости, презрении к вашей конторе и «подвигах» пятидесятилетней давности, когда я, видите ли, причинил больше разрушений, чем сама угроза? Указывали на мою психологическую нестабильность, сарказм и тягу к насилию? Ах да, и на огромные ресурсы, которые потребуются для моего контроля или, ха-ха, нейтрализации. Я ничего не упустил из протокола вашего панического совещания?

Агенты молчали, но их напряженные позы говорили сами за себя.

– Леди де Монтескье приняла решение активировать протокол «Багровый Рассвет» – твердо сказала Вайс – она признает, что вы – «уставший, жестокий, саркастичный реликт, чья душа выжжена веками». Но она также считает, что ваши уникальные способности, боевой опыт и, цитирую, «полное безразличие к человеческим ценностям» делают вас идеальным оружием против нечеловеческой угрозы. Ваша «бездушность» и жестокость в данном случае – преимущество. Она полагает, что лучше использовать управляемого, хотя и с трудом, монстра против неуправляемого хаоса. И что эта «Морбус-Омега» может стать для вас тем вызовом, которого вы, возможно, жаждете.

Готфрид некоторое время молчал, обдумывая услышанное. В камине трещали поленья, отбрасывая пляшущие тени на его лицо, делая его черты еще более хищными и пугающими.

– Значит, маленькая Элеонора решила спустить с цепи старого пса, потому что ее собственные болонки не справляются с крысой, забравшейся в курятник – он медленно поднялся, нависая над агентами своей внушительной фигурой – она даже считает, что я этого «жажду»? Как мило. Почти трогательно в своей циничной расчетливости.

Он подошел к окну, посмотрел на темнеющие горы.

– Вы приходите ко мне, в мой дом, после того, как веками поливали меня грязью, боялись и ненавидели. Вы, представители мира, который я презираю всей своей бессмертной душой. Мира слабых, лицемерных, трусливых людишек, которые дрожат от каждого шороха и готовы продать друг друга за горсть блестяшек. И вы хотите, чтобы я спас ваши никчемные задницы от какой-то очередной инопланетной дряни, которая оказалась вам не по зубам?

Он резко развернулся, и его глаза сверкнули холодным огнем.

– Ответ – нет.

Слова упали в тишину зала, как удар топора.

– Убирайтесь. И передайте вашей леди де Монтескье, что Готфрид фон Айзенвальд не выполняет приказы выскочек, возомнивших себя вершителями судеб. Если ваш мирок катится в преисподнюю, я с удовольствием понаблюдаю за этим с первого ряда. Возможно, это будет единственное стоящее зрелище за последние пару веков.