«Вас ожидает Лада Веста, т346от. Водитель Ирджон.»

Дмитрий раздраженно хмыкнул. Вселенная, по-видимому, решила этим утром издеваться над ним «на все деньги». Он сел на заднее сиденье, и набросал план на день. Сначала он заедет в квартиру. На этот раз он снял жильё на Милионной, в самом центре города. Эрмитаж через два дома. Нужно будет переодеться и встретиться с Локшиным, местным опером. Генерал Лебедев уверил, что мужик толковый, и ему можно абсолютно доверять. Они договорились на девять, то есть через… двадцать минут. Пока доедем, уже наверняка будет ждать. К одиннадцати нужно быть у Берестова, старик говорил, что будет только до обеда…

– Надолго в Петербург?

– Простите? – не понял Бажин. Разговаривать с таксистом по имени Ирджон никак не входило в его планы.

– Я спросил, надолго ли в Петербург? Извините, что отвлек вас от мыслей, – Ирджон улыбнулся белозубой улыбкой. На его смуглом лице она выглядела особенно ослепительной.

– Нет, не надолго, – Дмитрий отвернулся к окну и принялся рассматривать улицу.

– Напрасно, – Ирджон, казалось, и не замечал его раздражения, – здесь очень красиво. Удивительный город. Белых ночей правда уже не увидите, но и без них есть что посмотреть.

– Вы – Ирджон, верно…?

– Да, правильно, я Ирджон, – опять белозубо улыбнулся водитель. – Трудное имя, да?

– Вы очень хорошо говорите по-русски.

– Моя мама – учитель русского языка и литературы. Там, дома. – Он неопределенно кивнул головой в сторону. Улыбка не сходила с его лица. Бажин поймал себя на мысли, что сам улыбается чему-то.

– А откуда ты сам? – незаметно для самого себя Дмитрий перешел на «ты».

– Из Бохтара. Это…

– Таджикистан. – Закончил за него Бажин.

– Точно.

– В Таджикистане преподают русский язык и литературу?

– Конечно! У нас русский – второй государственный! Обязательно преподают, без него никак.

– А разговаривают? – от усмешки трудно было удержаться.

– Старшее поколение да, – Ирджон бросил взгляд на светофор, включил поворотник и повернул налево. – Молодые уже нет, к сожалению.

– Почему же «к сожалению»?

– Потому что глупые. А о глупости соотечественников стоит сожалеть. Всё смотрят туда, за океан… Голову задурили молодежи. Только ведь Россия здесь, под боком, а Америка… Глупость, она и есть глупость.

– А тебе, значит, у нас нравится?

– Большая страна! Великая история! Красота вокруг! Много работы, возможностей, спокойная жизнь. Вы даже сами не понимаете, как у вас хорошо!

Бажин рассмеялся:

– Много разговариваешь с людьми?

– Я люблю с пассажирами говорить, – снова белозубо заулыбался Ирджон. – Конечно, не все разговаривают, некоторые молчат, но чаще ругают.

– Кого? – не понял Бажин.

– Не «кого», а «чего». Жизнь, работу, власть, нравы, телевидение, интернет… Всё ругают. Это потому, что всё есть.

Бажин усмехнулся. А ведь он прав. Всё ругают, потому что всё есть. И не жили никогда так легко, как сейчас. Товаров полные магазины, еда на каждом углу, можно не вставая с дивана купить что угодно, принесут, подадут, еще и поблагодарят. Отпала необходимость прилагать усилия. До тридцати лет взрослые мужики еще на приставке играют и привыкли к утреннему латте с корицей, в кофейне за углом. Тяжелые времена рождают сильных людей, сильные люди делают времена легкими, легкие времена рождают слабых людей, слабые люди делают времена тяжелыми. И так по кругу до бесконечности.

– Приехали. Милионная, 19.

– Спасибо, Ирджон. Всего доброго!

– И вам хорошего дня, уважаемый!

Бажин шагнул в полумрак двора-колодца. Шаги гулко отзывались в пустой арке. Несмотря на ранний час, внутри этого квадратного двора уже кипела жизнь, слышались голоса из открытых окон, где-то позвякивала посуда. Дмитрий остановился в центре и поднял голову наверх, проследил взглядом за медленно проплывающим белоснежным облаком, отражающимся в оконных стеклах и меняющим освещение двора с яркого, залитого солнцем на рассеянное, серо-дымчатое. Питер. Непостоянный, как настроение капризной женщины.